Последний властитель Крыма (сборник). Игорь Воеводин

что и твоей не чета. Да все по-тихому делают, по-умному, все шито-крыто. А твоя – как напоказ. Так что думай, Леша.

      – То есть, или – небо, или – жена?

      – Такова, Леша, селяви, как у вас, у французов, говорят… Подашь рапорт – подпишу, будешь здесь, в Алмазе, хоть складами ГСМ заведовать…

      …Нефедов давно ушел. Летчики допивали молча, только струилась из наушников далекая светлая музыка да все сеялись да сеялись и сползали вниз бесконечные капли по широким, как небо, плексигласовым стеклам кабины бомбардировщика.

      – Ладно, доставай вторую, – махнул рукой подполковник.

      – А вот это дело! – обрадованной скороговоркой загомонил радист. – Посидим, оттаем… Слушай, Иван Николаич, может, составишь вечером компанию?

      – А что за люди?

      – Да ты же знаешь, самые классные девчонки здесь в медухе (медуха – медучилище – сленг.) учатся, со всего края съезжаются, особенно тунгусочки зло…чие. Бывает, девки сами рассказывали, когда общагу на ночь запирают, они хачиков на простынях подтягивают на второй-третий этажи, прямо с окон…

      – Ну, я не хачик…

      – Да не, Иван Николаич, я и говорю – сам пойдешь… Но ты пойми – хачики вялые висят, но не перечат, во – джентельмены, а?!

      – Ладно, будет видно…

      – Да чего там, – все пришептывал радист. – Там по тебе одна сохнет, девка – слюнями изойдешь, спереди да сзади по полпуда, а талия – как у балерины. Все тобой, Иван Николаич, интересуется. Когда, мол, в гости придешь…

      – Да? – как бы раздумывая и раздумывая, сдаваясь, проговорил подполковник. – Хороша?

      – Ну, ты меня, Ваня, знаешь, – запанибрата зашептал радист. – Такая краля – ахнешь. Да вот на тебя запала, других не подпускает.

      – Ну, тогда, значит, про семьи – молчок, ага?

      – Само собой, шеф, какие разговоры?! – щерился радист, разливая по кружкам. – Да ты не бэ, Иван Николаич, они ж медички, все чистые, вот чем еще хорошо…

      Безразличные ко всему, стекали уже не капли – струи по плексигласу. И все пела и пела за тридевять земель отсюда женщина сильным и чистым голосом о чем-то мучительно красивом и хорошем, пела на незнакомом языке.

      15 градусов по Цельсию

      …A то кто снес бы ложное величье

      Правителей, невежество вельмож,

      Всеобщее притворство, невозможность

      Излить себя, несчастную любовь

      И призрачность заслуг в глазах ничтожеств…

В. Шекспир. «Гамлет», перевод Б. Пастернака.

      Главная площадь Алмаза, начинавшаяся зданием администрации и оканчивавшаяся кабаком «Причал», кипела и бурлила. На сцене, той, что спешно достраивали плотники – так, торопясь, готовят к рассвету виселицы, – заезжая труппа давала представление. Гамлета играл худосочный, испитой и без грима бледный актер, на чьем лице отпечатались все мыслимые и немыслимые пороки, главным из которых, как и положено, была гордыня.

      Впрочем, декламировал он с чувством меры, без подвываний.

      Нефедов, Надя, Валька и ефрейтор Серебряков сидели за столиком у самого обрыва, на