505. Алёшка Емельянов

ты носишь давний траур

      по дружбе, вере, дням любви,

      порвав веселье чистых аур,

      венок из лент Аида свив.

      И ты теперь всех тёмных радуй,

      даруя им угля плоды,

      добавив в соки ярких радуг

      сухой смоля?ной кислоты.

      Боль из груди потоком моря.

      И акварельный взрезав шар

      ножом печальной думы горя,

      спустив с него дыха?нный пар,

      довольна станешь черни мира,

      что вышел в явь озло?бы сон,

      и что от слёз всё стало сыро,

      и стал весь свет тускней на тон.

      Появленец

      Замучив дух и пару ног

      бездомьем, ношею скитаний,

      не наш пока ещё что Бог

      мечтал о вере, не питаньи,

      о правде, равенстве и дне,

      когда все умственнее будут,

      противясь ри?млянской игре,

      и что за это не осудят

      ни Рим, ни толпы, ни саны.

      Но век мечта противна яви,

      ту что творят, кто век гла?вны

      в парчу одетые и в славу.

      Он, не жалея слов, во тьму

      умов, очей вещал всесветно.

      Но их глаза привыкли к сну,

      хотя тут солнце многоцветно.

      Сердечных жил играл мотив.

      Но глушь с немногих лишь отпала.

      Иные ж взвыли супротив,

      взывая сильных об опале.

      И хрустнул древний кипарис

      и пе?вга, руки распластавши,

      и кедр ноги взял. Он вниз

      смотрел, глупцов сего прощавший…

      Чернь

      Раскрыла крылья всеобъятно

      подземья ль космоса ли дочь.

      Зерни?ща окон, солнца ратно

      склевала мигом птица-ночь.

      И в сажу город превратился,

      дома – в грязь, уголь, гемати?т.

      Бессонно ей, ничто не снится.

      И белый глаз на нас глядит.

      Порой не дрогнет он часами,

      то превратится в серый серп,

      то веком водит, волосами

      дерев играет, дышит вслед.

      Порой стучит ветвями в окна,

      зовёт неспящих ждать отлив.

      И треплет вод и трав волокна

      голодной пастью, будто гриф.

      Но ворон к у?тру испарится.

      Его ль прогонит белый птах?

      И вновь всё светом заискрится,

      забыв налёт и прежний крах.

      Ключ

      Устал стоять на твёрдой почве,

      и груз идей, трудов держать,

      перебирая чётки-строчья,

      ища в песке алмаз их; ждать;

      опять смиряться в глади поля

      с кустом сорнячным посреди;

      и, принимая рабью долю,

      смотреть на вольные ряды;

      и ржавь оковы добрить маслом,

      и цепь домашней конуры,

      искать лекарство, пусть напрасно,

      и инструмент от тли, коры;

      искать в грехе, дороге, смехе

      свободу от намордных тяг,

      ошейных пут, и ждать успеха,

      и тайно шить всевольный стяг…

      Ведь не качает ног, рта лодка,

      и не берёт нас вражий меч.

      Лишь парой лишних кружек водки

      сумеем