Франческа. Лина Бенгтсдоттер

участия в игре. Через некоторое время она бросила взгляд на часы и сказала Тиму и Тому, что время позднее и им пора надевать пижамы, чистить зубы и ложиться.

      – Как ты здорово умеешь играть! – сказала Сюзанна, когда близнецы ушли наверх.

      – Ты считаешь?

      – По крайней мере, по сравнению со мной. Никогда не понимала взрослых, которые могут общаться с детьми, не умирая от скуки. Когда меня все же заставляют играть, я младенец, который лежит неподвижно, а если играем в доктора – умирающий пациент, который не может пошевелиться.

      – Думаю, быть с ними постоянно – совсем другое дело, – заметила Чарли. – И потом, то, что родители должны играть со своими детьми – это какое-то новшество, да?

      – Похоже, что да, – кивнула Сюзанна. – Во всяком случае, я не помню, чтобы мама или папа когда-либо со мной играли.

      Чарли подумала о Бетти. Та не то чтобы прямо играла с ней, но в периоды просветления все, что они делали вместе, казалось игрой – походы в кондитерскую, вечернее купание, танцы. «Ты за кавалера, я за даму».

      – Порой мне кажется, что я ни на йоту не лучше собственных родителей, – вздохнула Сюзанна.

      – Мы делаем, что можем, – ответила Чарли.

      – Они тоже делали, что могли. Ясно одно: этого было недостаточно.

      – Да, тут ты права.

      Сюзанна глубоко вздохнула.

      – На днях я сделала нечто ужасное, – проговорила она. – Разругалась с Мелькером. Он меня спровоцировал, я была уставшая и… я прижала его к стене и стала орать на него, прямо в лицо.

      Чарли не знала, что сказать. Она и сама прекрасно помнила, как страшно ей становилось, когда Бетти теряла над собой контроль. «Все к гребаным чертям!»

      – Может быть, ты немного преувеличиваешь, – сказала она.

      – Я была так близка к тому, чтобы его ударить, так грубо его схватила и…

      – Знаешь, я не считала, сколько раз Бетти грубо хватала меня, – проговорила Чарли, – но точно много.

      – Ну, Бетти же не такая, как все.

      – Просто я хочу сказать – не стоит так строго себя судить.

      – А мужику, который признался, что прижал к стене свою жену, ты бы тоже так сказала?

      – Нет.

      – Я держала Мелькера и кричала в сантиметре от его лица. Ясное дело, это родительское насилие. Он был в таком шоке, что даже не заплакал. И сколько бы я ни просила прощения, я не могу изменить того, что уже произошло. Ничего не могу поделать с тем, как он теперь на меня смотрит.

      – Но ты можешь сделать все, чтобы это не повторилось, – сказала Чарли.

      Потянувшись за рулоном бумажных полотенец, стоявшим на столе, она оторвала кусок и протянула Сюзанне. Ей хотелось сказать что-нибудь о том, что муки совести – признак здорового начала, гарантия, что она так больше не поступит, но потому вспомнила всех мужей, которые избивали своих жен, а потом громко сожалели об этом, и поняла, что слова – всего лишь пустые слова.

Провалы во времени

      – А я и не знала, что ты умеешь играть на гитаре, – говорю я.

      – На самом деле не умею, – отвечает Поль. – Я и нот-то не знаю.

      Мы в церкви, сидим