Забвение пахнет корицей. Кристин Хармель

рассказать Анни об этой истории. Это касается только нас с тобой. Она не знает, что ты изменял, – я считаю, что ей не нужно видеть собственного отца в дурном свете.

      – С чего ты взяла, что ей об этом неизвестно? – спрашивает он, и я на миг лишаюсь дара речи.

      – Ты хочешь сказать, что она знает?

      – Я хочу сказать, что пытаюсь быть с ней честным. Я ведь отец ей, Хоуп. Такая уж у меня должность.

      Я на минуту замолкаю, пытаясь осознать, о чем он мне сейчас говорит. Мне-то казалось, что я защищаю дочь – и ее отношения с отцом – как раз тем, что не втягиваю ее в наши дрязги.

      – Что именно ты ей сказал? – задаю я вопрос. Роб отмахивается.

      – Анни спросила о разводе. Я отвечал на ее вопросы.

      – Обвиняя во всем меня.

      – Объясняя, что все не так просто, как кажется на первый взгляд.

      – Что ты хочешь сказать? Что это я довела тебя до измены? Роб поднимает палец.

      – Это ты сказала, а не я. Я сжимаю кулаки.

      – Это касается только нас с тобой, нас двоих, Роб. – Голос у меня дрожит. – Не втягивай в это Анни.

      – Хоуп, я только пытаюсь делать то, что лучше для Анни. У меня есть серьезные причины опасаться, что она станет похожей на тебя и твою мать.

      Слова причиняют мне настоящую физическую боль.

      – Роб… – начинаю я. Но не могу найти слов. После паузы он разводит руками.

      – Мы тысячу раз говорили об этом. Тебе известно мое отношение. Мне известно твое отношение. Мы из-за этого и развелись, ты что, забыла?

      Я не согласна с тем, что говорит Роб. Мне очень хочется возразить: причиной развода было то, что он заскучал. Стал терять уверенность в себе. Ему не хватало острых ощущений. Закрутил интрижку с девицей двадцати двух лет без мозгов и с ногами от шеи.

      Но я не могу не признать, что в словах моего бывшего мужа есть и крупица правды. Чем очевиднее становилось, что Роб от меня ускользает, тем больше я замыкалась в себе – вместо того чтобы вцепиться и не отпускать. Я подавляю чувство вины.

      – Никакого макияжа, – говорю я не допускающим возражений тоном. – В школу – исключено. Это неприлично. И никакого обсуждения с ней деталей нашего развода. Это чересчур для ребенка двенадцати лет.

      Роб открыл было рот, чтобы ответить, но я останавливаю его, подняв руку.

      – Это не обсуждается, Роб. – Хватит с меня – на сей раз я не настроена на дискуссию.

      Мы молча смотрим друг на друга, и мне интересно, не думает ли он о том же, о чем и я: о том, что мы, по существу, стали друг для друга чужими. Кажется, с тех пор, как я клялась ему в вечной любви, прошла целая жизнь.

      – И наши с тобой отношения здесь ни при чем, – заканчиваю я. – Это в интересах Анни.

      И спешу ретироваться, прежде чем он успеет ответить.

      Я уже подъезжаю к дому, когда у меня звонит мобильник. Смотрю, кто вызывает – это Анни. Телефон куплен ей с условием, что она будет звонить только в крайнем случае, хотя я догадываюсь, что Роб позволяет ей без ограничения болтать и переписываться с приятелями. Ведь именно так поступают клевые родители, только так и не иначе. Чувствую, как внутри все сжимается.

      – Ты