Даджаль. Том 2. День как год. Дамир Меркадер

поздно, – не задумываясь, словно заранее просчитав подобный вариант, ответил молодой учёный. – Начнётся таяние ледника, и по всему городу фундаменты, выстроенные с учётом вечной мерзлоты, сложатся как карточный домик. Не сразу, конечно, но тут зависит от интенсивности самого пожара и ряда других факторов. К тому же, обычно в подобных местах добывают нефть и газ, а в каком состоянии эти хранилища, я сам наблюдал не раз и не два: там устроить глобальный катаклизм, так сказать, проще пареной репы.

      Старик захлопал в ладоши, искренне улыбнувшись посетителю.

      – Браво, мой мальчик, брависсимо! Значит, мы не ошиблись. Теперь ты знаешь, сколь великий фронт работы предстоит впереди и какую огромную придётся принять ответственность. Но это позже. Для себя делай наброски, прикидывай планы. Пока же провернёшь дельце не столь масштабное, но не менее приятное. Надо убедиться в том, что ты хорош и на практике. А то знаешь, бывает, как у Стругацких: «Если бы Матвею Матвеевичу хоть раз в жизни довелось бы воплотить в реальность хоть один из своих страшных лозунгов, он перепугался бы до икоты, а может быть, и совсем бы умер от огорчения, что так нехорошо получилось».

      Художественной литературы Максим не читал, но аналогия оказалась доходчивой.

      – Так что после защиты кандидатской, свадьбы и медового месяца отправишься на стажировку. Только не в спецназ ФСИН, как наши тупицы тут предлагали, – резюмировал Апостол. – Говорили, мол, маловато жестокости в Максиме. А вот я вижу, что жестокости в тебе через край: только успевай за руку хватать, чтобы не свёл поголовье баранов к нулю. Нет, проблема здесь кроется в иной области.

      Некоторое время он молчал, будто совещался с кем-то невидимым. А потом закончил мысль:

      – Да, в августе идеальное время. Усама, – тихо позвал Аристарх.

      Из-за спины Максима возник тот самый странный чеченец, что передал ему знак братства в ресторане.

      – Станешь курировать нового Послушника. Для начала отправишь его к патриотам.

      Фюрер

      Русские плохо знают собственную историю, и речь здесь даже не о тайнах древности. В двадцатом веке, казалось, появились тысячи возможностей фиксировать те или иные события: фотография, киносъёмка, затем Интернет. Но так ли уж это помогло в объективации данных?

      Скажем, георгиевская ленточка, которую миллионы каждое девятое мая повязывают куда только можно. Какое она имеет отношение ко Дню Победы? Её использовали в царской армии, а затем в армии Власова. Почему пропагандисты не назвали её гвардейской, раз такая действительно была на некоторых орденах героев Второй мировой?

      Или флаг России – нынешний триколор. Знамя торгашей, всё той же РОА и общества «Память».

      Максим видел в этих символах возрождение дорогого его сердцу нацизма и фашистского олигархата. Осталось переименовать милицию в полицию, сделать форму, похожую на эсэсовскую, и возвести храм богам войны, где выставить