Кошк и Солнц. Мария Фомальгаут

до глубины души.

      – Вы… да как вы… да как вы смеете? Да вы хоть знаете, сколько… сколько…

      И вот опять это – сколько, чего сколько, не пойми, чего… Он в гневе уходит прочь, понимаю, что я обидел его не на шутку.

      Он возвращается, когда я его не жду, да я никогда никого не жду, они приходят сами из ниоткуда…

      – Будь по-вашему, – он нехотя протягивает мне чк-чк-чк-чк – безумие… реликвия…

      Беру чк-чк-чк-чк, спрашиваю, куда, вернее, в когда он хочет.

      Он называет какое-то количество чего-то, я не могу понять – чего, каких лет, каких оборотов вокруг звезды, так их было не тысяча восемьсот, а гораздо больше…

      Объясните хоть как-нибудь – умоляю я – поймите хоть как-нибудь, – умоляет он, и чем дальше, тем больше я чувствую, что мы друг друга не поймем, мы слишком далеки друг от друга, как будто даже само время у нас разное…

      – Вы сделаете это, – не выдерживает он, – вы вернете меня туда… в империю, над которой никогда не заходит солнце…

      Спохватываюсь.

      Ну, конечно же.

      Все так просто.

      Никогда не заходит солнце…

      – Будет исполнено, – говорю я, – сию минуту.

      – Вы обманули меня.

      – Я сделал все, как вы просили.

      – Вы убили меня.

      – Я не… – хочу сказать, что я его не убивал, спохватываюсь, говорю, – я не хотел вас убивать…

      – Тогда какого… какого черта? Где я нахожусь, в конце-то концов?

      – Я могу показать вам…

      – Так покажите… немедленно!

      Он вздрагивает – когда видит свои высохшие останки под палящим солнцем в раскаленной пустыне, он не хочет этого видеть, я чувствую его сбивчивые мысли – какого черта, как, почему, где величайшая в мире столица, где корабли, груженые золотом, плывущие из дальних краев, где чужеземцы, закованные в оковы, согнувшиеся в почтительном поклоне, где…

      – Когда… когда это… – он показывает на выжженную пустыню, – когда это… было?

      – Будет, – поясняю я.

      – Будет?

      Я пытаюсь показать ему бесконечно далекие времена, когда мертвая земля прекратит свой стремительный бег вокруг самой себя, застынет, подставляя звезде выжженную пустошь – над которой никогда…