Перекрестка поворот. Владимир Анатольевич Горбунов

о прошлом, но остановиться уже не мог.

      Чувство потери сопровождает человека всю жизнь. И когда люди говорят о бренности существования, они имеют в виду именно это. Все, к чему человек привыкает, все, чем дорожит, все, что любит, рано или поздно заканчивается. Как Глава книги. Или сама книга. И надо учиться жить с этими потерями. Это один из главных законов жизни. Если не научишься, значит, погибнешь. Другого пути нет.

      А еще говорят, что клетки организма обновляются каждые семь лет. Это значит, что человек становится совершенно новым и, возможно, даже абсолютно другим. Но что-то всегда остается, что-то, не зависящее от клеток.

      Он пятнадцать лет пытался забыть и не смог. К чему тогда обманываться? Надо попробовать. Ведь они теперь полтора раза новые люди.

      Глава 7

      Пережитые страхи не умирают. Они могут спрятаться в глубинах памяти, замаскироваться под равнодушие или браваду, могут с головой забраться под одеяло повседневных забот или задремать на время, но стоит намекнуть на прежнее, стоит попасть в былые обстоятельства – и вот они, тут как тут, во всей красе, словно не прошли годы, и время не сгладило режущих краев, cловно не залечились ушибы и открытые раны.

      Именно такие чувства испытала Марина, когда вернулась от Геры домой.

      В квартире было все перевернуто вверх дном. Стулья валялись, а комод cтоял с вывернутыми, точно оттопыренные губы, ящиками. Выброшенное из них белье устилало старенький палас.

      На полу и на обоях виднелись капли засохшей крови.

      Марина с тоской огляделась по сторонам. Хотелось закричать, завыть от безнадеги и отчаяния.

      Она услышала громко текущую воду и пошла в ванную. Там, низко склонившись над раковиной, стоял С. А. Он загребал ладонями бегущую струей воду, плескал в лицо, громко сплевывавл и ругался по-французски:

      – С’est des conneries38.

      Марина знала, что, если он ругается так, то дела совсем плохи.

      – Я пришла, – сказала она, но С. А., казалось, не слышал и продолжал ругаться.

      – Я пришла, – повторила Марина громче.

      – Слышу, – отозвался он.

      – Ленку забрали? – спросила она.

      – Да.

      – Ты отдал ее! – Марина глядела на С. А., сжимая кулаки. – Вот так взял и отдал?

      – Не совсем, – он поднял голову и, приблизив лицо к зеркалу, осторожно отлепил пластырь.

      Только теперь Марина заметила, что его правая скула от глаза и почти до самого уха заклеена пластырем с положенными под него марлевыми тампонами.

      – Что это? – Марина шагнула к нему.

      Вспухшую рану стягивали швы. Она дотронулась до них, и он поморщился от боли.

      – В травме наложили.

      – Ты защищал Ленку? – спросила Марина.

      – Не успел, – ответил С. А. – Вырубили с одного удара. Профессионалы.

      – Прости, – она схватила его за руку, но он застонал и рывком дернулся в сторону.

      – Enculé39!

      Суставы его пальцев были распухшие, точно шарики для пинг-понга.

      – За что тебя били?

      – Сдается,

38

Фр. – грязное ругательство.

39

Фр. – грязное ругательство.