Травяное гнездо. Наталья Русская

собаки.

      «И что ему эти заключенные покоя не дают». Я посмотрела в окно и услышала слабый звон цепей. «Ну вот, теперь и у меня воображение разыгралось».

      Поговорили о моей работе, и теперь он изрек, что встречался с пропавшим.

      Зачем тогда в первую встречу утверждал, что не знал Новикова? Или как он сказал? Нужно бы перечитать дневник. Что он баламутит?

      Переспросила. Повторил все то же самое. Теперь и мне нужно было сплюнуть.

      Дома первым же делом взялась за дневник, записано: «Пропавшего не знал».

      Что имел в виду Иван, когда заявлял, что, возможно, говорил с ним, но не знал его? Не знал, какой он человек? В таком случае мы, вообще, никого не знаем. Или он разговаривал с ним в своей голове? Это тоже в стиле Ивана. И если все жители деревни так художественно изъясняются, то как я должна разгадать, что здесь правда, а что лишь красивый оборот речи?

      А может быть, он опять подразумевал мистичное – духи умерших и потерявшихся. «Духи?» – о чем я говорю, пишу (неважно)! С каким пор мои факты-факты превратились в страхи-страхи.

      Откинулась на стуле и невидяще посмотрела в окно. Наверное, весь этот бред появился из-за гулкого ветра и суеверий.

      Может быть, мне завести кошку? Они говорят потустороннее чувствуют и не так мне одиноко будет (оставить в записках только часть про одиноко).

      Не знаю, как быть. Попав в настоящее российское обнищание, поняла, что дальше будет только хуже. А как помочь? Как сделать, чтобы у Нюры пенсия была больше прожиточного минимума, что предпринять, чтобы бы все от тоски не мучились, перестали пить, курить, над друг другом измываться. «Начни с себя!» – словно невзначай в городе мотивировала яркая обложка книги, плакат, афиша сериала. Но разве способен маленький человек сдвинуть огромную социальную глыбу, которая поворачиваться не собирается? Движения должны быть масштабнее, резче. Чтобы не одного человека из ямы вытаскивать, а яму завалить. Однако, так, наверное, многие рассуждают, а в итоге в помыслах да нечетких намерениях так всю жизнь и пребывают. Ведь чтобы масштабы вершить, нужно быть гением. Вот и я, наверное, всю жизнь только и буду что думать, а решения найти не смогу. Понимаю теперь Ивана, почему говорил, что устал мыслить и умереть хочет, ведь совершенно непонятно, что с этим делать и как жить. Успокоиться бы, успокоиться. Антидепрессантов попить.

      Чувства у меня слабые. Почему другие справляются, не мучаются, отчего все такие разумные, знают, как не страдать, как мир принять.

      Запись 5

      Каким же глупостям нас учили на журналистике! Я ведь тогда и подумать не могла, что это бред сивой кобылы (так же говорят?). В каждом реферате, каждом эссе мы повторяли, что журналистика – это четвертая власть.

      Четвертая власть. Четвертая власть.

      Наша молитва.

      И где-то в глубоко внутри я верила в это. Верила, что однажды напишу разоблачающую статью, выеду жуликов, серых кардиналов и невесть еще кого на чистую воду, и тогда мир изменится.

      А что в итоге я пишу. Над чем я властвую? Над настроением Ивана или над куриным пометом Нюры? Что я здесь делаю?

      Где