Княжна Джаваха. Лидия Чарская

перешла я на мой родной язык, богатый причитаниями. – Зачем они приехали? Кончатся теперь наши красные дни… Не позволят нам с тобой скакать, Шалый, и пугать татарчат и армянок. Закатилось наше солнышко красное!..

      И я припадала головой к шее моего вороного и, цепляясь за его гриву, целовала его и плакала навзрыд, как только умеет плакать полудикая одиннадцатилетняя девочка.

      И Шалый, казалось, понимал горе своей госпожи. Он махал хвостом, тряс гривой и смотрел на меня своими добрыми, прекрасными глазами…

      Глава III. Два героя. – Абрек. – Моя фантазия

      Бабушка с Юлико приехали надолго, казалось, навсегда. Бабушка поселилась наверху, в комнатах мамы. Эти дорогие для меня комнаты, куда я входила со смерти «деды» не иначе как с чувством сладкой тоски, теперь вдруг стали мне ненавистны. Каждое утро я и Юлико отправлялись туда, чтобы приветствовать бабушку пожеланием доброго утра. Она целовала нас в лоб – своего любимчика-внука, однако, гораздо нежнее и продолжительнее, нежели меня, – и потом отпускала играть.

      Из Гори приходила русская учительница, дававшая нам уроки – мне и Юлико. Мой кузен оказался куда умнее меня. Но я ему не завидовала: теперь мне это было безразлично. Моя свобода, мои чудесные дни миновали, а ко всему остальному я относилась без интереса.

      С бабушкой приехало пять человек прислуги. Седой горец, как я узнала, был нукер[17] покойного деда и провел вместе с ним не один поход. Этот нукер, родом из Кабарды[18], бывший чем-то средним между дворецким и конторщиком в доме бабушки, сразу завоевал мое расположение. Между ним и папиным Михако установился род постоянных междоусобиц по поводу вероисповедания, храбрости и выносливости грузин и горцев, – словом, они спорили обо всем, о чем только можно было спорить, благо предметов для спора находилось немало.

      Михако знал, что старый нукер был родом из мюридов[19] – воинов грозного Шамиля, но, увлеченный львиной храбростью моего деда и образцовыми правилами русских солдат, покинул Шамиля и перешел к русским.

      Правда, он не дрался со своими, но сопровождал деда во всех его походах и был не раз отмечен самим главнокомандующим, князем Барятинским.

      Я любила до безумия рассказы старого Брагима и с этой целью не раз подговаривала Михако подзадорить нукера. Тот не заставлял себя долго просить для потехи «княжны-джаным», своей любимицы.

      – А что, батоно, – начинал Михако, лукаво подмигивая мне, – ведь, слышно, ваш Шамиль большой хвастун был?

      – Нет, ага[20], – они даже во время самых горячих споров иначе не величали друг друга, – не говори так! Шамиль был великий вождь, и не было другого такого вождя у мюридов.

      – Да что же он, сам-то науськивал, науськивал свой народ, травил его исламом, а как попался, так сам же с повинной пришел к нашему вождю. Ведь, небось, не бросился в пропасть, как в плен его взяли? Нет, привел-таки своих жен, и сыновей, и внуков и сдал их на милость русским.

      – Не говори, ага,

17

Нуке́р – слуга.

18

Кабарда́ – область на Кавказе.

19

Мюри́ды – фанатики-горцы, окружавшие Шамиля.

20

Ага́ – господин; почтительное обращение.