Души. Сказ 2. Кристина Владимировна Тарасова

Машина подпрыгивает вновь: чего ожидать от заросшей вьюнами и засыпанной песками тропы?

      На горизонте наблюдаю неясный сгусток движений. Приглядываюсь: по рыжему песку сбегает разъярённая армия. На схожий улей зудящих человекоподобных. Люди бьют друг друга: наползают и ухватывают, убивают и насилуют. У них странные одежды и странные лица. У них страшные лица.

      Я счастливая.

      Так сказали родные и – в последующем – приобретённые сёстры. То оказалось правдой, потому что я оказалась отстранена от мира внешнего. Ужасного мира, где человек – губитель, прокаженный и урод, посмевший величайшее из своих же творений распять и умертвить. Человек не кусал яблоко, он и есть яблоко, а потому все мы пропащие. Яд и порок строчат по венам молитвы неистинным богам. Несуществующим богам. Кто и с кем вёл войну? Чьи Боги схлестнулись в кровопролитной схватке?

      – Это Дикие, – объясняет девочка, уловив мой взгляд. – Они сражаются сколько себя помнят, но зачем сражаются уже не помнят. Дело привычки…

      – Привычки – у обыкновенных людей, у отдающих приказы – исключительно мотивы, – пререкаюсь я.

      – Дикие не имеют армии, – спорит ясная голова. – Это люди из деревень.

      – Думаешь, в деревнях не находятся главные и вышестоящие? Думаешь, не находятся целые деревни под руководством армий?

      – Аппарат правления отсутствует и…

      – Хороша легенда, если ей подчиняются зрелые и её слушаются подрастающие. Но ты же не веришь в войны без причин и последствий…?

      Девочка замолкает.

      А я вспоминаю Яна: наша с ним борьба тоже не могла называться войной без причин и последствий.

      Женщины слизывают с нанёсшего им удар лезвия собственную кровь и охотно просят добавки.

      Мы пили. Он угощал – в очередной раз танцующим на дне стакана – напитком. Я в глоток утолила жажду и стаканом ударила по столу, отчего соседствующие бутыли вынужденно подпрыгнули. Ян посмотрел на меня – бегло и без желания; от привычки.

      Он в шутку (как однажды: за аналогичную вольность) сказал, что разрешения не давал. Но алкоголь, кажется, в секунды ударивший по разбитому сердцу и недееспособной голове (а, может, то была причина или прикрытие), велел не без дерзости швырнуть словесный укол и.. стакан в окно.

      – А это?.. – вскрикнула я. В ту же секунду пришли звук битого стекла и визг прибирающейся в саду прислуги. – О, просто добавь в список, Хозяин Монастыря. Отметим моё непослушание!

      Ян замолк и чертыхнулся. Искажённо глянул на распахнутое окно, а затем на меня.

      – Ещё раз так сделаешь…

      – Что? – в очередной раз перебила. – Накажешь? Думаешь, почувствую?

      – Убирайся.

      И я встала.

      Кажется, щёки мои побагровели, но от чего больше…? Мужской бас повторил слова гонения:

      – Убирайся, Луна!

      – Жаль, что я не могу сделать так же. Сказать тебе: «Уходи. Давай, Ян! Катись из моего сердца к чёрту».

      Я ударила его в грудь и покинула стены кабинета.

      Я взаправду была пьяна. Он