Ковёр. Тимофей Сергейцев

поэтики Сергейцева стали для меня примером и доказательства того, что стихия народности способна принять характер индивидуального творческого стиля. И когда я попытался найти этой поэтике аналогию в известной мне классике, то поразился, почувствовав её в стихах…Иосифа Бродского!

      Конечно, мне не поверят. Конечно, мне скажут, что я высасываю аналогию из пальца и выдаю что-то за что-то… Что ж, я к этому готов, поскольку и сам себе не верил, пока не нашёл для своих ощущений достаточно ясные доказательства. Вот одна цитата:

      Председатель Совнаркома, Наркомпроса, Мининдела!

      Эта местность мне знакома, как окраина Китая!

      Эта личность мне знакома! Знак допроса вместо тела.

      Многоточие шинели. Вместо мозга – запятая.

      Вместо горла – темный вечер. Вместо буркал – знак деленья.

      Вот и вышел человечек, представитель населенья.

      Вот и вышел гражданин,

      достающий из штанин.

      А вот вторая:

      Отовсюду с минаретов муэдзинит зов прогресса,

      огоньки на рейде – это – это точно не Одесса;

      полицейский выпить кофе подкатил на ламборгини,

      Гюльчатай лицо открыла – вот вам вместо юбки-мини!

      В темноте горячий воздух шевелит листами пальмы,

      здесь бы до ста лет и больше жил да жил бы Улоф Пальме:

      миссия невыполнима —

      пули улетают мимо.

      Первая цитата – из Бродского: его знаменитое «Представление». Вторая – из Сергейцева: «Южная ночь». Не правда ли, они очень похожи? – похожи вплоть до того, что обе строфы легко представить себе частями одного текста. И пусть читатель не подумает, что я втюхиваю ему эту аналогию лишь на основании ритмического единства, поскольку обе строфы являют собой восьмистопный хорей с цезурой после четвёртой стопы. Однако аналогия, основанная лишь на размере текста, была бы поверхностна и формальна, хотя такой размер достаточно редок в русской поэзии. Но есть в приведённых отрывках нечто более важное и органически неотъемлемое, чем ритмический рисунок: это сложная и прихотливая полифоничность сущностей и номинаций, образность, сочетающая в себе временные и пространственные разнородности, архитектоника, дающая читателю максимальную свободу в трактовке такой мозаичности.

      Ещё раз я вспомнил Бродского, читая стихотворение Сергейцева «Около молитвы». Вспомнил и сначала удивился! – стихи эти написаны как аллюзия на знаменитую «Песню акына» Андрея Вознесенского, и на первый взгляд с Бродским их ничто не связывает. Но только на первый взгляд…

      Есть у Бродского знаменитые стихи «На смерть Жукова». Тематически они повторяют державинского «Снегиря», написанного как эпитафия Суворову, но в идейном отношении они «Снегирю» противопоставлены. Должен сказать, что при всей прозрачности и простоте приёма Бродского, я аналога этим его стихам в русской поэзии не знал. А потом прочёл «Около молитвы» – и поразился: Сергейцев повторяет зачин стихов Вознесенского лишь для того, чтобы в дальнейшем построить антонимический парафраз:

      «Пошли