Солнце, луна и хлебное поле. Темур Баблуани

За несколько минут в людях вокруг меня произошла перемена, теперь они глядели на меня со страхом, удивлением и как будто с уважением. Тот, кто видел пистолеты за поясом, уже не мог поднять на меня глаз. В этот момент где-то там, в глубине души, я почувствовал, что это преображение мне по душе, на несколько секунд я ощутил себя совсем другим человеком. Осознав это, подумал: «Уж не схожу ли я с ума».

      Вагиф взглянул на парней, направлявшихся к нам, повернулся и опять улыбнулся мне:

      – Помнишь, что я сказал?

      Косой Тамаз приблизился ко мне и остановился в двух шагах:

      – Это правда?

      К глазам подступали слезы, не расплакаться бы, испугался я и не ответил ему. Я принял строгое выражение лица, отвел глаза и отвернулся в сторону. Тогда откуда-то издалека я услышал его голос:

      – Да ты, брат, сбрендил. Как же ты пошел на такое.

      Тем временем на улицу вынесли тело дяди Хаима. Вагиф взял меня за плечо, и мы подошли поближе. Из такси вытащили того парня, пригнули ему голову.

      – Давай, – приказал мне Вагиф, и я от отчаяния со всей силы пнул его под зад, так что он пролетел под гробом. С другой стороны его подхватили евреи и начали избивать.

      Этот пинок был в действительности единственным моим реальным вкладом, если угодно, единственной заслугой в событиях того дня. Больше ничего значительного я не совершил.

      Трокадэро наклонился ко мне и прошептал:

      – Вечером свидимся и обо всем договоримся. Не так уж и плохи твои дела, как тебе кажется.

      Как только он отошел, ко мне приблизился Нугзар Швелидзе, но Вагиф рявкнул на него:

      – А ну, дуй отсюда, – и тот поджал хвост.

      По сравнению с предыдущим днем народу было не так много, наверняка меньше пятидесяти. Они тронулись по направлению к площади, и улочка перед подъездом опустела. Возле стены без сознания валялся тот избитый парень. Вагиф взял меня за плечо.

      – Иди в машину, – приказал он.

      Все это время Толик так и не выходил из машины, дверца была открыта, и он глядел на нас. Когда мы подошли, он показал на ремень:

      – Вот видишь, пригодился.

      Что я мог ответить?

      – Куда мы едем? – спросил я.

      Он взглянул на меня и прищурился, будто задумавшись.

      – Приедем – увидишь.

      Только я открыл заднюю дверцу, как заметил за процессией желтую крышу милицейской «канарейки» на площади, и меня бросило в дрожь. В это время от толпы отделился Грантик Саркозян и крикнул:

      – Легавые, парень, легавые.

      И тут случилось нечто странное: только Вагиф повернулся ко мне, как вдруг покачнулся и упал, будто кто-то толкнул его. Вспоминая это позже, я пытался понять: если он не споткнулся, тогда что же на ровном месте его подкосило?

      Я сорвался с места и побежал.

      – Эй, погоди, – послышался взволнованный окрик Толика.

      Я свернул направо в узкую улочку и перепрыгнул через деревянный забор. Во время прыжка пистолет выпал, я поднял и вернул его на место, уж и не знаю, зачем я это сделал, на кой он мне сдался. Из щели в заборе я увидел Толика, а затем и