Нетерпение сердца. Стефан Цвейг

у меня никогда не хватало смелости спросить), зажатые между стальными или кожаными приспособлениями. Я напоминаю себе, что с каждым движением этот жуткий аппарат, словно кандалы, сжимает изувеченные суставы, что ей приходится постоянно таскать на себе эту скрипучую и дребезжащую мерзость – ей, нежной, слабой, именно ей, для кого бегать, прыгать и кружиться всегда было более естественным, нежели просто ходить!

      От этой мысли я невольно вздрагиваю, причем так сильно, что мои шпоры начинают звенеть. Этот серебряный звон едва слышен, но, похоже, он успевает проникнуть в ее тонкий сон. Беспокойно вздохнув, она еще не открывает веки, но ее руки уже начинают просыпаться: они расправляются, вытягиваются, сжимаются; это выглядит так, будто пальцы, пробуждаясь, широко зевают. Затем веки начинают трепетать, а глаза изумленно ощупывать все вокруг.

      Внезапно ее взгляд обнаруживает меня и сразу становится жестким; пока что это просто визуальный контакт, а не осознанная мысль или воспоминание. Но уже через мгновение она полностью пробуждается и узнает меня; кровь пурпурной струей приливает к ее щекам, единым толчком поднявшись от сердца. У меня снова возникает ощущение, как будто в хрустальный бокал резко налили красного вина.

      – Как глупо, – говорит она, резко сдвинув брови, и нервным движением натягивает на себя сползшее одеяло, как будто я застал ее голой. – Как глупо с моей стороны! Должно быть, я заснула на мгновение. – И вот уже (мне знаком этот предвестник бури) крылья ее носа начинают слегка подергиваться. Она вызывающе смотрит на меня. – Почему вы не разбудили меня сразу? Нельзя смотреть на спящих людей! Это неприлично. Все выглядят нелепо, когда спят.

      Задетый тем, что мое осторожное поведение разозлило ее, я пытаюсь найти спасение в глупой шутке и отвечаю:

      – Лучше выглядеть нелепо во сне, нежели наяву.

      Но Эдит лишь хватается обеими руками за подлокотники и садится повыше; складка между ее бровями становится все глубже, и вот уже весь рот начинает дрожать и дергаться. Она резко переводит на меня взгляд:

      – Почему вы вчера не пришли?

      Удар оказывается слишком неожиданным, чтобы я мог тут же ответить. Но она продолжает тоном инквизитора:

      – Должно быть, у вас была особая причина, раз уж вы заставили нас просто сидеть и ждать. В противном случае вы хотя бы позвонили.

      Дурак, вот кто я! Именно этот вопрос мне следовало предвидеть и заранее подготовить ответ! Вместо этого я смущенно переминаюсь с ноги на ногу и пережевываю старую отговорку о том, что у нас внезапно случился осмотр ремонтных лошадей. Мол, еще в пять часов я надеялся улизнуть, но полковник решил продемонстрировать всем нам еще одного нового коня, и так далее, и тому подобное.

      Строгий и пронизывающий взгляд ее серых глаз все еще впивается в меня. Чем больше деталей я выдумываю, тем подозрительнее она смотрит на меня. Я вижу, как ее пальцы дергаются вверх-вниз по спинке.

      – Итак, –