Спроси свое сердце. Таня Винк

категорически запрещается.

      – Ну раз категорически, тогда я пойду на улицу, – сказала Рита, и в этот момент раздался стук в дверь.

      – Можно? – Это был Дима.

      – Входи! – крикнула Галя.

      – Ты уже здесь? – спросил он у Риты, встряхивая мокрым зонтом.

      – А что, я буду стоять под дождем?

      – А как вы узнали, где мы? – Настя оперлась на руки и села повыше.

      – На КПП сказали. – Дима осмотрелся, приоткрыл зонтик и поставил на пол. – А халаты дали в приемном отделении. Ну, дорогая моя, как ты? – Он сел на край дивана.

      – Нормально…

      – Это счастье, это большое счастье, – он гладил Настину руку. – Невропатолог тебя уже смотрел?

      – Нет еще.

      – Я принес копию полицейского протокола, – он вынул из барсетки сложенный вчетверо файл и протянул Галке, – вот, можешь почитать.

      Она пробежала глазами по документу.

      – Ты будешь смотреть? – спросила Галя у сестры.

      – Нет, от таких бумаг у меня голова болит, они написаны нечеловеческим языком.

      – Они написаны простым языком, – возразила Галя, но с сестрой говорить об этом бесполезно – даже слова «дебет» и «кредит» вводят ее в ступор.

      – Они написаны казенным языком, а казенщина вызывает у меня оскомину. – Рита вспушила волосы пятерней и направилась к двери.

      – Кстати, костыли продают через дорогу от госпиталя, но надо зайти вместе с Настей. – Дима наклонился и вынул из коробки рамку со стеклом. – О, да тут полно сертификатов и грамот! – И он принялся вынимать одну рамку за другой.

      В его кабинете в ателье тоже висело все, что давало посетителю представление о том, кто перед ним. Были там фото со знаменитыми актерами, танцорами, телеведущими. Это не удивительно – в Харькове стоимость пошива в разы меньше, чем в Киеве, поэтому заказчику было выгоднее приехать в Харьков два раза, чем пользоваться услугами столичных портных, в большинстве своем набивающих цену не мастерством, а козырянием фамилиями звездных клиентов.

      – Ой, смотри, это ты! – Дима протянул Гале рамку с черно-белой фотографией.

      Декабрь восемьдесят восьмого, она в белом халате поверх теплого спортивного костюма, в ботинках сорок первого размера – их ей принесли после того, как на ее сапогах треснула подошва. Принес парнишка-санитар. Откуда, спросила она. Оттуда – и он кивнул головой в сторону развалин. «Не бойтесь, они лежали в сумке».

      А что было делать? Не ходить же босиком.

      Слева Юра, рядом с ним его брат Женька, талантливый фармацевт, он привез уникальную сыворотку, способную ликвидировать боль, но оставлять пострадавшего в сознании, чтобы он сам мог дойти до медпункта без сопровождения. Это было важно – все были заняты разгребанием завалов, особенно в первые дни. Рядом с Женей два спасателя из Петербурга. Справа врач из Израиля и три медсестрички, две из Еревана и одна из Киева. За их спинами большая палатка с красным крестом над входом. У Гали есть эта фотография, но она засунула ее куда-то очень далеко – ей тяжело вспоминать то время. Сейчас, глядя на снимок, Галя остро почувствовала запах