Спроси свое сердце. Таня Винк

рассказал Рите и про маму, которой тяжело, и про себя, выжившего в Голодомор, и про то, что есть за тем столом не зазорно – зазорно этого стесняться. Но слова Степана Степановича не дошли до внучки – чем дальше заходила ее дружба с Машей, тем больше она отдалялась от собственной семьи. И еще ей очень не нравилось, что она не катается как сыр в масле – внучка дедушкиного друга, заведующего овощной базой, очень даже каталась. Но дедушка не хотел рисковать. Он был сильно напуган судами над коллегами и крал аккуратно, в меру. И жил аккуратно, образцово-показательно, мол, смотрите, люди добрые, я чист и честен. Мол, не все заведующие базами воры и пройдохи, не все ездят на «волгах», я вот скромный, у меня «москвич». А чтоб купить его, долго стоял в очереди и долго копил деньги на сберкнижке – кто хочет, пожалуйста, проверяйте. Он не ел черную икру, закрыв окна плотными шторами, не шил рубашки на заказ, не имел любовниц, не ходил с корешами в баню. Не перестраивал довольно старый дом, не ставил новый забор, а собственными руками ремонтировал тот самый, что выделило его супруге управление железной дороги. Но вот женщин своих дефицитными продуктами кормил, о чем просил молчать, и одевал в дефицитные тряпки. Умеренно, чтоб не бросалось в глаза, и это тоже страшно злило Риту – она видела, как одета внучка заведующего овощной базой.

      В доме Маши Риту о семье не спрашивали, и это еще больше отталкивало ее от родных; она стремилась подражать родителям подружки, людям высокообразованным и начитанным, с подачи Людмилы Ивановны ведущим беседы о Библии, а с подачи профессора Дахно – о Кафке, Ницше и гносеологии. Обедали они не по-простому, в кухне, а в столовой. Суп переливали из кастрюли в супницу и волокли в столовую. Правда, на их столе таких продуктов, как у Риты, отродясь не было, и это тешило ее самолюбие. Еще самолюбие тешила фраза «Моя подруга Маша, дочь профессора Дахно…». Произнося это, Рита будто откусывала от Маши то, чем Маша с нею никогда не поделится, и фраза эта погружала ее в мечты. А в мечтах она жила не в доме с огородом, не в Люботине, а в Харькове, в добротной многокомнатной профессорской квартире. Надо сказать, Дахно хоть и жили в своем доме, небольшом и довольно скромном, но картошку и бурячки не сажали, зато сажали всякие на то время диковинки – кольраби, брюссельскую капусту, редкие сорта клубники, сладких перцев и зелени. Но это не для Риты, нет. Она не будет рыться в земле. Однако приходилось, и это событие превращалось в процесс не менее зрелищный, чем поход с бутылкой воды, мыльницей и полотенцем из киоска, в котором она потом будет работать, в туалет через дорогу. Но это будет потом, а пока стоило бабушке сказать, что нужно прополоть клубнику, как Рита делала кривое лицо, принимала ванну и намазывалась от затылка до пяток питательным кремом. Сохла, надевала рубашку с длинным рукавом, брюки заправляла в высокие резиновые сапоги, на бейсболку наматывала парео, глаза закрывала солнцезащитными очками, под резиновые перчатки натягивала хлопковые и шла в огород с видом глубоко оскорбленного достоинства.