Под небом. Легитимный Легат

только кровавые плевки на ковре и останутся от воробья на память.

      Мучал его кабан недолго. Поднялись на второй этаж, в комнату с единственной дверью. А та – железная, словно башенный щит с гобеленов ушедшего века. И ковров нет. Если уж и сплюнуть, то на мизерный портрет Йельса – главного спонсора ловчих птиц из градского круга. Тот висел, худо напечатанный, будто малым тиражом в подполье. Еще и рамка из пробки, брезгливо лаком покрытая. И захочешь – не оскорбишь сильнее.

      – Славно вам делить гнездо с крысами и червями? Что-то не расщедрился граф Йельс, – Рони лукаво подмигнул типографской копии сиятельного лица.

      – Ну, хоть не побираемся по чужим карманам.

      На этом по надеждам Рони их диалог и должен был оборваться. Кабан бы пошел по своим свинорыльным делам, а Рони обстряпывал план отступления. Но его усадили крепкой рукой в деревянный стул (самый хлипкий и жалкий из прочих!), да сели напротив. Тем самым рылом, значится, и поглядывая.

      И нос не прочистить без пристального надзора, и ругаться горло болит. Еще и рамка эта! Будто насмехается граф Йельс, даже когда по его лику тараканы ползают в ночи.

      Так они и сидели с кабаном еще пятнадцать минут. Через распахнутые ставни шумела улица. Солнце ошпарило Гэтшир: впервые за месяц город попал в лапы безоблачного неба. Попал и Рони, да только не в те.

      Теперь и раскрытое окно не подарит свободы – связанным, без оснастки только колени разбить об землю.

      Через полчаса он стал клевать носом и обозлился по страшному – сразу видно, что кабан-то совсем его в трофеи не заслужил: сонливости ни в одном глазу. Режим у него совершенно нелетный, дневной. Точно вялый жандарм, полгода назад переученный в коршуны. Ему бы музей открыть – человеку, собранному из одних недостатков.

      При всех прочих достоинствах, Рони свою голову светлой не считал. Так оно и честнее будет. Тем более, та не осилила загадку ночной облавы. С чего бы так надрываться коршунам, да еще и жандармов подключать, силки ставить? Откуда взялись легкокрылые мастера – пять лет с такими не встречался, только байки слышал. На то ведь они и байки, чтобы повеселиться, ужаснуться, да и забыть – мало ли что в пабе какой дурак сболтнет? Жанет бы предупредила, она их всех знает. Обязательно бы сказа…

      Рони почти подпрыгнул от озарения. Коршун-то приезжий, а Жанет всю жизнь в Гэтшире хозяйничала! Вот и разгадка. Только какой с нее теперь прок? Угадай-ка, для чего столь умелых коршунов свезли, да еще и по их души. Не столица же, так стараться.

      Страшно захотелось воды. И Рони удивился, что почувствовал жажду только сейчас, уже после погони и полутора часов отдыха. Не успел он скорчить предельно наглую морду, чтобы не так постыдно было просить об одолжении, как дверь распахнулась.

      Припомни беду, вот и она на пороге.

      – Виктор, – крупная ладонь кабана потянулась в приветствии, замерла на миг, и свисла обратно, как увядший цветок.

      Черно-белый коршун только скудно