Под небом. Легитимный Легат

и голову твою, поди, обокрали, – огрызнулся Рони в который раз.

      А Виктор этот, главный из негодяев, и не думал спать или отчаливать. Осмотрел с макушки до носков замызганных ботинок, прицениваясь. Что-то взвешивал у себя в голове, подозрительно притих. А потом сказал, как отрезал:

      – У меня есть для тебя задача. Справишься – и друзей твоих помилуют, и тебя не тронут.

      Рони обомлел, даже передумал кабана принижать. Задача – это получше, чем десять лет отработки, или прочий надменный гуманизм с укорачиванием рук. Только вот свою радость с потрохами выдать – придурь позорная. Надо торговаться до последнего. Юлить, разведывать:

      – Это что, взятка?

      Коршуны переглянулись, и жирный загоготал, высморкавшись в старый платок.

      – Взятку бы я с тебя требовал, загнав в подворотню, тайком, – Виктор вздохнул, размяв шею. – Один на один, без лишних глаз. Да и что с воробьев брать – на вылазку пустыми ходят.

      Очень не понравилась воробью эта присказка. Знал коршун немало – тоже Харви слил? Что же это за приезжий такой, что сразу о порядках врага узнает, да за несколько дней? Или недель – поди, разбери, когда в город прибыл.

      – Значит, не взятка.

      – Хуже. Это коллаборационизм. Слово такое слышал?

      Рони пропустил колкость мимо ушей. Перед глазами всплыли заголовки газет. Про предательство штата, сговор с врагами народа, и прочие грехи, откупиться от которых не представлялось возможным и в лучшем из соборов Распорядителя.

      – Слышал. Что сделать-то надо?

      Коршуны снова переглянулись. И, кажется, впервые остались во всем друг с другом согласны. Виктор хрустнул пальцами, и при свете Рони заметил клеймо на правой руке – от запястья до костяшек. Что-то знакомое, вспомнить бы…

      – Мне нужно поймать городскую легенду, – со странным пренебрежением произнес Виктор.

      Сердце пропустило удар, и Рони даже позабыл о боли в затекших конечностях. Неужели? Быть того не может.

      – Ну, смелее. Не молчи. Догадался, о ком я?

      Губы совсем пересохли, и Рони облизал их. На коже все еще осталась уличная грязь с подсохшей кровью. Рони прочистил горло, чтобы не просипеть, а произнести почти благостно, с вековым уважением:

      – Джеки Страйд?

      Виктор энергично кивнул. И, потомив комнату в тишине, сам же ее и нарушил:

      – Джеки Страйд.

      II. Гэтшир, комната без окон

      – Значит, легенда. Во плоти. Никак в Гэтшир вернулся? – Рони задрал нос, и от движения заболело все лицо, будто Виктор им раскалывал мостовую. Перекосило его очень правдоподобно: – Что, не так уж хорошо на островах, как сказывают?

      – Да ты у нас смекалистый, – неискренне заметил кабан, а Виктор приструнил того жестом. Поднял ладонь, как замахнулся на визгливую собачонку – только злобно замерцали мелкие глаза на жирной харе соседа.

      Порадоваться бы, или спать лечь, а Рони взвинчен так, что ни того ни другого не предвидится.

      – За бугор