Под небом. Легитимный Легат

он все укрытия в Гэтшире, висельник хренов.

      – Так и че? Ежели знает, чего жандармов не собрать?

      Бормотание. Снова шаги. Забренчало стекло – пьют. Казалось, весь дом шатается, и вот-вот накренится вбок, издав прощальный треск в основании.

      Рони приложил ладонь к ушной раковине – слишком неразборчиво забормотал кабан.

      – … воду мутит. Будь его воля, Джеки бы гнил вторую неделю.

      Разумная мысль прибилась не сразу. Рони аж затаил дыхание, туго соображая после сна. Говорили, вестимо, не о нем. И даже не о других воробьях.

      – Конрад… – голос кабана сместился, источник звука пополз к выходу на первом этаже, – … все по местам расставит, вот увидишь.

      – Седьмой год этого жду, – буркнул неизвестный собеседник. А потом заблеял совсем приглушенно, слово-то разберешь одно через пять. Из жадности, Рони дополз до самой двери, но остался с носом. Еще и подмерз.

      Коршуны ушли, оставив за собой лишь то, что делать они умели хорошо – недовольного воробья.

      Так же не потревожив ни одной ветхой доски, Рони укутался в одеяло. Постель приняла его с почти материнским теплом. С той разницей, что от родной матери тепла ему почти не досталось.

      Поворочавшись еще треть часа, Рони все придумывал, что бы насоветовала Жанет. Так бы и мучился без сна, если бы не вспомнил их разговор в канун весны.

      «И на крыше спешить опасно, не то что в быту. Примерься, ступай вперед по надежным опорам», – кому еще лучше всех знать о том, как решать сложнейшие из вопросов? Доверившись своднице, Рони взялся за посильную задачу. Уснул.

      ***

      Из приятной неги, где крыши дышали свободой, а топливо в оснастке не кончалось, его вытащили грубым стуком. Поднялся он, как в тумане: ощупью натянул еще влажные сапоги, а ремень затянуть не успел. На пороге объявился кабан.

      – Ну и паршивенький у тебя видок! – хрюкнул он и швырнул полотенце в лицо.

      – В зеркало поглядись, – запоздало просипел Рони. На удивление, полотенце ничем не смердело и даже имело относительно белый цвет. Чистое, свежее. В отличие от пропахшей потом рубахи, в которую он с неохотой продел руки. – Авось прозреешь, что не для тебя раздетым спал.

      – Коль Виктор прикажет, и днем с голым задом пройдешься. Давай, на выход.

      Рони хотел сочинить что-то горькое, острое, над чем бы точно посмеялась Жанет или Лея. Но силы оставили его еще вчера, и он только толкнул кабана плечом, выбираясь наружу.

      Хорошо хоть умыться дали, отхожее место показав. Половиной работающего ума, Рони искал пути отступления, так и не свыкшись с тем, что намертво пригвоздило его к логову врага. Самые близкие. Якорь, потянувший на дно.

      – Да не топись раньше времени, – забарабанил кабан в дверь. Явно назло – от этого Рони не мог расслабиться еще с минуту, стоя, как дурак над унитазом.

      – Чтоб ты сдох, – шепотом попросил Рони у потолка. Сполоснул руки. Крепко толкнул дверь, надеясь задеть наглеца, но тот предугадал замысел. Стоял, ощерившись,