Рубеж. Марина и Сергей Дяченко

схватил ртом морозный воздух – и, не размахиваясь, ударил соседа в челюсть.

      Хороший был кинжал. Дядька Пацюк сам его для Гриня выбрал, посоветовал денег не жалеть. Кривой кинжал, на лету волос перерубает. Пацюк же и научил Гриня приемам – и пригодилась наука, ох как пригодилась, особенно весной, когда разбойников стало больше, чем ворон.

      – Не подходи! Убью!

      Дьяк пятился, уронив свою книгу на снег. Нехорошо улыбался Матня, хмурились Касьяновы братья, и везде, где хватало света факелов, блестели яростные глаза.

      – Не подходи!..

      Гринь набросил на младенца свою свитку. Тот замолчал, как по команде; люди зароптали:

      – Бес…

      – Чует… бес…

      – И этот уже бесами забран!..

      – Чортов пасынок…

      Матня поудобнее взял факел. Пошел на Гриня боком, отведя факел чуть в сторону; его одернули. Отец велел вернуться – Матня оскалился и попятился назад.

      Поблескивал кривой кинжал. Мужикам постарше доводилось видеть такие клинки – и по тому, как Гринь держал его, ясно становилось, что хлопец не в бабкином сундуке отыскал оружие. Что хлопец тот еще.

      – Камнями его, – сказали из задних рядов.

      – Тихо, – поп шагнул наперед. – Гриня, уйди. На исповедь придешь, замолишь… Уйди. Не то худо будет, слышишь, Гриня?!

      – Не дам дите! – крикнул Гринь срывающимся голосом. – Нечего мучить! Своих вон рожайте и мучьте…

      Попа оттеснили. Мужики наклонялись, искали под снегом камни; камней под заборами было в избытке.

      – Забьем обоих, – хрипло сказал Матня. – Отойди от пащенка, коли жить не надоело!

      Гринь проглотил слюну.

      А чего терять-то? Всему пропадать! Оксаны не видать больше. В отцовской хате не жить. Только в проруби топиться – так лучше в бою, как чумак, как мужчина…

      Матня первым кинул камень – Гринь увернулся. Зато следующий камень метил в младенца – Гринь отбил его кулаком, и рука сразу же онемела.

      Потом камень угодил ему между лопаток.

      Потом – в плечо.

      Потом одновременно в спину, в колено и в грудь. Потом в лоб – Гринь зашатался, но устоял. Кинжал был бесполезен – мужики держались широким кольцом. Гринь склонился над младенцем, прикрывая его собой…

      И вдруг стало светло.

      – Что здесь происходит?

      Камни больше не летели. Гринь поднял голову.

      – ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ?

      В свете новых, сильных факелов на толпу смотрели четверо. Первый восседал на огромной белой лошади, закованный в невиданную гибкую броню, в руках его был хлыст, а у пояса – сверкающий меч; двое его спутников отставали на полкорпуса, один в черном, заросший бородой до самых бровей, страшный, как в детском кошмарном сне, второй в зеленом, белолицый, с надменной усмешкой и тоже с плетью в руках.

      И женщина. Такими обычно представляют ведьм – чернявая, с глазами как уголья, да еще в мужской одежде.

      Мужики побежали.

      Они бежали молча, падая в темноте и наступая на упавших; дьяк убежал первым, и книжка его с экзорцизмами так и осталась валяться в снегу. Поп спрятался