Школа. Владимир Козлов

по колено дует в свисток, и игра начинается. Сипа поднимается и орет:

      – В Союзе клуба нет пока…

      Фанаты подхватывают:

      – …сильнее нашего Днепра. Днепр-Могилев, Днепр-Могилев!

      Мы тоже орем со всеми. Крюк держит флаг за края и машет им.

      В конце первого тайма наши забивают гол. Весь стадион подхватывается с мест.

      Фанаты орут:

      – Мо-лод-цы, мо-лод-цы!

      Сипа с его бабой сосутся.

      «Днепр» выигрывает два-ноль. После игры идем мочить смоленских фанатов. Их приехало человек пятнадцать. Сидели в шестом секторе, орали, но нас, само собой, не переорали.

      Поздно: они уже сели в автобус, крутят нам через окна фиги и показывают «отсоси». У автобуса толкутся менты.

      – Ну, че, сорвемся на них в автобус? – спрашивает Сипа.

      – Никуда вы не сорветесь, – говорит ментовский капитан. – Вам же самим так лучше. А то приедете в Смоленск – насуют вам пиздюлей.

      Мы становимся под окнами автобуса, тоже показываем «отсоси» и фиги. Сипа орет:

      – Съели мы корову, съели мы быка, а в смоленских магазинах ливерка одна.

      Мы подхватываем.

      Автобус трогается – можно расходиться по домам. Пионеры идут к себе, пацаны с других районов – на остановку. Мы втроем – в «Пингвин» пожрать мороженого. Домой ехать неохота.

      Крюк всю дорогу базарит:

      – Заебись все было, классно пофанатели. Прикиньте – помогли «Днепру». Если бы не мы, он бы не выиграл, хорошо бы еще ничью…

      Я говорю:

      – Да не пизди ты. Типа если б не фанаты, то «Днепр» и не выиграл бы. А если б не Крюк, то вообще капут бы был – четыре ноль в пользу «Искры», да?

      – Ну, может, и нет, но не надо только пиздеть, что я плохо фанател. Так орал, что говорить уже не могу. Слышишь, как хриплю?

      – Ничего, мороженого пожрешь – все пройдет.

* * *

      Воскресенье. Родоки на даче. Я курю на балконе. На скамейке около песочницы сидит пьяная Нинка – ее дерет Андрей с первого этажа. Андрею лет двадцать пять, два раза был на зоне по малолетке – возьмет машину, покатается и кинет. Раньше лазил за Рабочий, но «основой» не был. Зато баб у него – море. Он постоянно с новой, хоть и урод.

      Нинка разводит ноги и сразу сводит назад – мелькает черное. Она что, без трусов? Я наблюдаю за ней – делать все равно нечего. Вот если б она чуть-чуть задрала платье или развела ноги.

      К Нинке подходит Алексеев – высокий здоровый дядька, работает слесарем на ремзаводе, только не в инструментальном, где я, а в первом цеху. Живет во втором подъезде со своей бабой – толстой и уродливой – и двумя малыми дочками.

      Алексеев что-то говорит Нинке. Она кивает головой – типа, слушает. Он, видно, хочет раскрутить ее на пару «палок» – может, у него сегодня хата свободна. Дурак он, конечно – рядом на скамейке сидят старухи, эти жопы всему дому размажут, что Алексеев повел к себе пьяную блядину без трусов. Если и не поведет, все равно скажут, что повел.

* * *

      Выходные кончились, надо опять вставать в семь и переться на завод. Вчера лег поздно, смотрел чемпионат Европы – наши выиграли у Голландии