Школа. Владимир Козлов

«бобик» камнями.

      Подходим к школе. На заднем крыльце курит «беломорину» сторож – Костя-Косолапый. Ему в армии отбили мозги, и теперь его никуда не берут на работу, только сторожем.

      – Косолапый, привет! – орет Крюк. – Щас застеклим в школе окна.

      Костя молчит – сцыканул, само собой. Нас целая банда, а у него даже дробовика нет. Отработать Костю – как два пальца обосцать, но нам сегодня не до него.

      Заходим в мой двор. Уже час ночи, света ни у кого нет. Мои тоже давно спят. Посредине двора торчит детский деревянный домик – его сделали месяца два назад бухие плотники.

      – Поломаем домик, а? – предлагает Куля.

      – Ясный хуй. Что, на него смотреть, что ли? – говорит Зеня.

      Всей толпой налетаем на домик и начинаем ломать. Сначала сдираем крышу – доски трещат на весь двор, но нам это до жопы. Кидаем крышу на траву, несколько человек разбирают ее, остальные берутся за сруб. Держится все на соплях – плотники сделали тяп-ляп, – и через пять минут домика нету.

      – Пусть теперь забирают на дрова, – рогочет Зеня.

      – Надо еще что-нибудь сделать, – говорит Куля. – А, пацаны? Как-то мы так, слабовато. В том году на Рабочем остановку побурили на хер. Что это за Купала, если не погудеть?

      – Давайте со всех трех домов, с подъездов соберем коврики и выстелим, типа, дорогу там, около сада, – предлагает Йоган.

      – На хуя?

      – Так просто. Утром проснутся – а ковриков нет. Посмотрят – а они там все, около сада.

      – Ну, вообще, можно, – говорит Куля. – Только надо поделиться – чтоб не все в один подъезд.

      Разбегаемся по подъездам, выносим коврики, кидаем их на дорожку около детского сада. Через двадцать минут она вся застелена ковриками – резиновыми, плетеными и тряпочными. Там где-то и наш – я ж не буду позориться, говорить пацанам: это мой, не трогайте. Батька завтра подберет, если захочет.

      После этого еще лазим по району, потом расходимся по домам: бухла нет, и нет у кого стрясти бабок.

* * *

      Около овощного встречаю Йогана. Он говорит:

      – Пошли ко мне, бухнем. У меня есть.

      – А кто дома?

      – Мамаша и тетка, но они не помешают, не сцы. Тетка будет в своей комнате, а мамаше все до жопы.

      Йоган живет с мамашей и дурилой-теткой в своем доме на Вторых Горках. Дотуда от остановки – минут пятнадцать ходьбы. Асфальта нет, грунтовая дорога, как в деревне. Около домов бегают курицы, намазанные зеленкой – это чтоб соседи не покрали. В грязи валяются паршивые дворняги. Я спрашиваю у Йогана:

      – А как ты зимой срешь? У вас туалет на улице – далеко переться.

      – Я зимой сру под домом.

      – А не холодно?

      – Да нет, уже привык.

      – А мамаша, тетка?

      – Они тоже.

      – А кто потом говно убирает?

      – Мамаша.

      Дом у Йогана – задроченный, как у всех на Горках: краска облупилась, забор сгнил.

      Заходим и садимся на кухне. Йоган ставит на стол пузырь самогонки, лезет за малосольными огурцами в кастрюлю – она накрыта деревянным кругом и придавлена камнем. В рассоле плавает белая плесень.

      Только