Скиталец. Страшные сказки. Анастасия Эксенс

Ну пойдём, познакомимся с «добрым богом».

      Лошадь идти не хотела. Морен не стал её заставлять – спрыгнул на краю опушки и привязал поводья к ближайшему дереву. Куцик же предпочёл остаться у него на плече. Долго ломать голову, как попасть внутрь, не пришлось: подойдя к избушке, Морен разглядел люк в её днище меж пней, а стоило встать под ним, как тот распахнулся. Из недр освещённой комнаты спустилась деревянная лестница: скрипучая, старая, местами покрытая мхом, но на вид вполне крепкая.

      Морен поднялся наверх и оказался в самом обыкновенном на вид доме. Внутри было тепло, просторно, светло от огня и удушливо пахло травами. Вместо печи – очаг, в котором потрескивали поленья, а над ними висел котелок с булькающим варевом. Из мебели широкая лавка, стол да табуреты. Под потолком сушились грибы и растения, в углу стоял сундук, укрытый поеденным молью платком, одну из стен украшала тёмная медвежья шкура. А за столом, перед тарелками с едой, сидела Бабушка Я’га.

      Сухая сгорбленная старушка, закутанная в множество слоёв ткани. Подол её многослойной юбки был такой длины, что скрывал ноги до самых пят. Голову её покрывала тёмно-серая шаль (похожая лежала и на плечах), и из-под неё выглядывали редкие седые пряди. Пальцы её были тонкие, скрюченные – один в один птичьи лапки без когтей, – изрытые глубокими морщинами также, как и лицо. Тяжёлые, опухшие веки закрывали глаза, словно она не могла поднять их, и легко удавалось поверить, что старушка давно ослепла от старости.

      – Неужто сам Скиталец ко мне пожаловал? – обратилась она к нему. Голос у неё оказался по-старчески скрипуч и по-девичьи тонок.

      – Вы меня знаете?

      – А как же! Я всё о всех знаю. Проходи за стол. Проголодался поди с дороги.

      Есть Морену не хотелось, но приглашение он принял, заняв место напротив Я’ги. Кушанья в тарелках не могли похвастаться разнообразием, но и простыми их назвать не получалось: жареные пирожки, тёртая редька, мясная похлёбка и ячменная каша.

      – Богатый стол, – произнес Морен.

      – Для дорого гостя ничего не жалко. – Я’га улыбалась ему со всем радушием.

      – А я, стало быть, дорогой гость?

      – Как и любой, кто забредёт ко мне. Для одинокой старушки любой гость в радость. Ты угощайся, угощайся. Голодный поди.

      Морен не притронулся к еде и, что важнее, Я’га тоже не спешила есть. Зато хлопотала над ним: придвинула к нему миску с пирожками, налила в чашку настой из трав (Морен по запаху узнал иван-чай и мяту), сорвала с нитки над головой и накрошила в похлёбку петрушку и сушёных лисичек.

      Морен украдкой взглянул на своего пернатого спутника. Тот рядом с людьми всегда был настороже: следил за каждым словом и жестом, перебирал когтями, показывая, что нервничает, мог угрожающе щёлкнуть клювом, если протянуть к нему руку. Но сейчас он распушил перья, втянул голову и время от времени прикрывал веки, всем своим видом демонстрируя умиротворение и покой.

      – Что же привело тебя ко мне, Скиталец? – спросила Я’га, притянув к себе тарелку