Скиталец. Страшные сказки. Анастасия Эксенс

ранил сильнее, чем все обидные выкрики толпы. Потому что Морен не знал, что ему ответить.

      – Я… я не успел, – выдавил он из себя. Язык не слушался, и голос подвёл, надломившись.

      Матвей растянул губы в кривой, болезненной усмешке.

      – Ну да… – произнёс он с едкой горечью. – Ты ведь проклятых убиваешь, а не людей спасаешь. Так ты тогда сказал?

      Слова ударили, как пощечина. Тогда, в кабинете епархия, Морен лишь хотел поставить Матвея на место, теперь же случайно брошенная фраза обернулась против него. Уже много лет он не ощущал себя настолько паршиво. Словно хватаясь за последнюю нить, Морен снова взглянул на старосту, но тот покачал головой, так и не поднимая взгляда.

      – Я говорил, тебе тут не будут рады.

      Шум толпы становился всё громче и уже звучал как угроза. Каждый хотел, чтобы Скиталец услышал придуманное им оскорбление, порой примерзкое, грязное. Морен поспешил забраться в седло, и в этот момент кто-то бросил в него камень. Тот угодил в лошадиный круп, и гнедая тут же встала на дыбы. Толпа отпрянула – люди будто бы ждали, что он нападёт на них. Но едва Морен успокоил лошадь, кто-то бросил ещё один камень, и его труды пошли прахом.

      – Убирайся из моего края, пока я не приказал спустить на тебя собак! – во всю глотку рявкнул Матвей.

      Куцик нервно щёлкнул клювом, расправил крылья. Морен развернул лошадь и сразу же хлестнул поводья, спеша убраться отсюда. В спину прилетел ещё один мелкий камушек, а когда он выехал за ворота, то ясно слышал, как ему кричали вслед:

      – Убирайся отсюда, проклятый!

      Невидящие очи

      Царь Меди́с был слеп. Его глаза скрывала маска из чистого золота, что составляла с короной единое целое и закрывала половину лица подобно забралу. Узнав, что на порог его дома явился Скиталец, он не стал прогонять его или даже спрашивать, зачем тот пожаловал. Вместо этого царь приказал устроить пир и пригласил его к столу, как дорого гостя. Его – изгоя, которого боялись и люди, и проклятые, – он посадил по левую руку от себя. Уже давно никто не принимал Морена с таким радушием. Глубокий старик с иссохшими трясущимися руками, тонкими и редкими белоснежно седыми кудрями, с кожей настолько сухой и дряблой, что казалось, она отвалится от него, если прикоснуться, Медис всё время улыбался и говорил по-ребячески живо и бодро, сохранив ясный ум.

      – Есть ли у вас имя? – поинтересовался он. – Или друзья тоже зовут вас «Скиталец», точно собаку?

      – Морен.

      – Мо-рен, – протянул царь, словно пробуя его имя на вкус. – Приятно слышать, что вы не отрицаете наличие друзей. Так вы больше человек, чем проклятый?

      – Каждый считает по-своему.

      Длинный стол был полон гостей, но царь не посчитал нужным представить их. Морен рассудил по одеяниям, что это приближённые к короне дворяне. Они вели разговоры между собой и почти не обращали внимание на правителя, лишь иногда искоса и с любопытством поглядывали на его гостя. Два кресла по правую от Медиса руку пустовали. Слуги исправно ставили перед ними тарелки с едой и меняли их, когда приходило время,