Здесь мертвецы под сводом спят. Алан Брэдли

затаила дыхание.

      – Почти как будто это воспоминания.

      И с этими словами незнакомец исчез. Внезапно вернулся Доггер.

      – Я могу помочь? – снова спросил он, будто ничего не произошло.

      Вот ведь загвоздка! Как бы я ни желала помощи Доггера, какая-то мрачная и древняя часть меня упорно цеплялась за желание сохранить эту катушку пленки в тайне.

      Все так чертовски запутанно! С одной стороны, часть меня хотела, чтобы меня погладили по голове и сказали: «Ты хорошая девочка, Флавия!», но одновременно другая часть хотела утаить этот новый и неожиданный взгляд на Харриет, сохранить пленку только для себя, как собака закапывает свеженайденную суповую косточку.

      Но потом я подумала, что Доггер никогда не видел Харриет лично, он появился в Букшоу только после войны. Странно, но Харриет была для него лишь тенью, оставленной покойной женой его нанимателя, – примерно как и для меня, с неприятной болью осознала я.

      Только, разумеется, она еще моя мать.

      В общем, все сводится к одному: насколько я доверяю Доггеру?

      Могу я поделиться с ним своим секретом?

      Через минуту мы были в темной комнате. Доггер включил вытяжку (а я и не знала, что она существует) и внимательно изучал липкие остатки во внутренностях проектора. Пламя и дым исчезли, унеся с собой страх взрыва.

      – Особого ущерба нет, я думаю, – сказал он. – Сгорели несколько кадров. У вас есть ножницы?

      – Нет. – Я недавно угробила прекрасную пару ножниц, когда разрезала ими кусочек цинка во время провалившегося эксперимента – пыталась снять отпечатки пальцев с водосточной трубы с помощью изобретенного мной процесса выедания металла кислотой.

      – Еще что-нибудь острое? – спросил Доггер.

      Немного устыдившись, я достала из ящика складной нож марки «Тьер-Исар»: я позаимствовала его какое-то время назад, и он оказался таким удобным, что я подумывала попросить еще один такой же на Рождество.

      – Ага, – сказал Доггер, – так вот куда он подевался.

      – Я храню его в чехле, – указала я. – На всякий случай.

      – Очень разумно, – сказал Доггер. Он не стал говорить, что надо вернуть нож отцу, как сделали бы многие. Вот что я еще люблю в Доггере: он не ябеда.

      – Сначала мы отрежем поврежденную секцию, – объяснил Доггер, – потом зачистим оба конца пленки.

      – Ты говоришь так, будто уже это делал, – небрежно заметила я, не сводя с него глаз.

      – Делал, мисс Флавия. Показывать кинофильмы инструктирующего плана ордам незаинтересованных людей когда-то было не самой несущественной составляющей моих обязанностей.

      – То есть? – уточнила я.

      Память Доггера – это всегда загадка. Временами он видит свое прошлое будто в темноте сквозь стекло, а временами – будто сквозь идеально чистое окно.

      Я часто думала о том, как это, должно быть, сводит его с ума: все равно что смотреть в телескоп на луну ветреной ночью сквозь облака.

      – То есть, – продолжил Доггер, – мы быстренько восстановим эту пленку. Ага! Вот так – более чем удовлетворительно.

      Он развернул склеенную пленку