Люба Украина. Долгий путь к себе. Владислав Бахревский

усмехнулся:

      – Не то ты говоришь. Отомстить – дело немудреное. Прихватить в чистом поле самого Иеремию Вишневецкого можно. А наследник, глядишь, еще круче возьмет. Когда коня объезжают, с ним не церемонятся.

      – Добыть волю для всех – орлиной зоркости мало, – вздохнул лирник, – и львиной отваги мало. Тут еще змеиный ум нужен. А где ж найдешь такого казака, чтоб в сердце его змея с орлом уживались?

      – У Господа всяких людей вдосталь: дураков, умников, хитрецов, злыдней. Только нет и не может быть такого героя, чтоб один для всех волю добыл. За волю народом надо вставать. Всем и сразу. И не замахиваться, а бить. Ударивши, терпеть ответные удары. Все герои наши на колу жизнь кончили, потому что один – он и есть один. Для самых удачливых первое поражение становилось последним. А когда все встают, тогда дело другое. На всех колов не хватит.

      Криница сверкнула им из балочки. Остановились. Богдан пустил коня и мерина пастись, а сам затеял варить кулеш.

      Старик-лирник, опустившись на колени, напился из криницы.

      – Как попью этой водицы, так будто десяток лет долой, – сказал, блаженно улыбаясь, отирая бороду. – Слышал я: криница эта особая. Будто бы стоял от этих мест неподалеку хутор и подрастала на воле дивчинка одна. Проезжие казаки на нее заглядывались, а чтоб подластиться, спрашивали ее, что, мол, тебе привезти из дальних краев. Для всех был у нее один ответ: «Привезите семян цветов. Пусть нездешняя красота на нашей земле приживается». Сад у нее был королям и королевам на загляденье. Вот она загулялась однажды в степи. Дело к вечеру, солнце зашло, и смотрит – горит-льется из балки свет. Ей любопытно. Подошла поближе: ни дыма, ни огня. Степной незнакомый цветок распустился. Сбежала дивчинка в балочку, сорвала цветок не подумавши. И только сорвала – брызнули из цветка, как слезы, капли чистой росы. Брызнули, да не иссякли, встал на месте дивчинки серебряный столб воды, а потом угомонился, на землю лег – и зажурчала, засветилась под небом криница.

      – Спел бы ты, старче, о казаках, – попросил Богдан.

      – А чего ж не спеть? Слушай:

      В Царьграде на рыночку

      Пьет Байда-казак мед-горилочку,

      Он пьет, Байда, не день, не два,

      Не одну ночку, не годиночку.

      Сладок мед казака не радует,

      На джуру казак поглядывает:

      «Джура, верен ты мне, как родная тень,

      Да таков ли ты будешь в недобрый день?»

      Царь турецкий чауша к Байде шлет,

      К Байде ластится и к себе зовет:

      «Слава, Байда, тебе, в сече ты невредим,

      Будь ты верным, казак, ятаганом моим.

      Подарю тебе дочь за старанье —

      Будешь первый пан на Украйне». —

      «Твоя вера, царь, распроклятая,

      Твоя дочка, царь, да ведь горбатая»

      Ой да крикнул царь: «Гей, мои гайдуки,

      Возьмите Байду под обе руки,

      Крепко-накрепко Байду вяжите,

      За ребро на крюк подцепите!»

      Ой, висит Байда не день, не два,

      От заботы кругом идет голова.

      Стоном вражью сыть казак не радует,

      Он на джуру своего поглядывает,

      На джуру