Люба Украина. Долгий путь к себе. Владислав Бахревский

его величество выслушает вас с пониманием, – сказал Ян Казимир.

      8

      Ночь была на исходе, когда двое королевских слуг проводили Хмельницкого в летний садовый павильон, почему-то предупредив:

      – Король готовится к охоте.

      – Я собираюсь нынче позабавить себя охотой, – сказал король казаку, положив одну руку на эфес сабли, а другой показывая на ружья, стоящие у стены.

      Это была неправда. Владислав не собирался на охоту, он не мог заснуть. Силы покидали его, как покинул его спасительный сон.

      – Не правда ли, этот мой парк очень хорош для охоты? – Король стоял к Хмельницкому вполоборота, и на пожелтевшем лице его улыбка выглядела нездешней птицей, измученной дальним полетом. – Мой отец любил итальянские сады. Он сам разводил их возле Кракова и здесь, под Варшавой, в Непоренте. Ты не видел эти сады?

      – Нет, – сказал Хмельницкий.

      – Очень жаль. – Король подошел к окну, поднял штору. – Светает. У тебя есть дети?.. Ах да! Конечно, есть. Твоего сына чуть было не засекли. Я помню. Я все помню. Ты счастливый человек, у тебя есть сын. А у меня теперь нет сына… О, если бы не это несчастье! Ради того, чтобы моего сына после меня избрали на престол, я пошел на поводу у сейма. Сейм потребовал распустить войско, и я был послушен, хотя мог купить всего один голос и наложить «вето» на решение сейма. Ходи прямыми дорогами, пан Хмельницкий, тогда хоть казнить себя будет не за что. Подойди сюда.

      Хмельницкий подошел к окну.

      – Видишь? – шепотом спросил король.

      В сумеречном пятнистом свете непроснувшегося утра между старыми дубами, похожими на атлантов, бесшумно двигалось стадо оленей.

      – Олени, ваше величество! – сказал Хмельницкий.

      – Их более полутора тысяч в моем парке.

      Король был рядом, до него можно было дотронуться. В золотистых волосах его светились голубые пряди седины. На щеках сквозь желтизну пробивался румянец, но лицо это было отцветшее.

      – Мне известно твое чистое сердце, – сказал Владислав, прослеживая взглядом уходящих оленей. – Я помню твою службу.

      Отвернулся от окна, зашагал по просторному павильону туда-обратно.

      – Уверен, твое дело правое, но твой иск не подтвержден формальным документом.

      – У меня был документ, ваше величество! Его у меня выманили и сожгли.

      – Выманили и сожгли? – Король остановился, обдумывая то, что услышал. – Но ведь документа нет, и потому ты ничего не выиграешь судебным порядком. Я вижу: пан Чаплинский не прав, у него в свою очередь тоже нет надлежащих доказательств. И потом, он сделал тебе насилие… – Король пристально, не мигая посмотрел в лицо Хмельницкому. Сказал глухо, убежденно: – Силе следует противопоставить силу. Если Чаплинский нашел себе приятелей, и ты можешь найти. – Вдруг вскричал: – Знаю! Знаю я и об утеснениях казаков, но помочь вам не в силах! – И совершенно рассердился, глаза сверкнули молодым синим огнем: – Пора бы, кажется, всем вам вспомнить, что вы – воины, что у вас есть сабли. Кто вам запрещает