Искупление кровью. Карин Жибель

хотели забрать у меня детей, поместить в приют… Я не знала, как выйти из положения… Только я никак не могла допустить, чтобы нас разлучили. Дети не вынесли бы этого. И я тоже…

      Эмманюэль вновь переживала драму в реальном времени. Положив руки на колени, вглядывалась в пол, будто могила разверзалась у нее под ногами. Нервы у Марианны дрожали, как струны «Фендера» под пальцами гитариста, нюхнувшего кокаина.

      – Накануне выселения я дала им выпить снотворного, ничего не сказав…

      Омерзительному рассказу прерывистое дыхание задавало ритм. Марианна проникала в ужас, вслушиваясь в этот чужой голос, который без лишних виражей вел ее прямо в ад, отвлекая от собственных страданий.

      – Я тоже выпила снотворное. Хотела, чтобы мы ушли все вчетвером…

      – Вчетвером?

      – Я и трое… моих детей. Думала, мы встретимся там, наверху…

      – Наверху? И ты веришь в эту бурду? – вскрикнула Марианна.

      Эмманюэль метнула в нее взгляд, хлесткий, как пощечина. Как она смеет перебивать? Ведь она должна дойти до конца. Вот только конец пути уже обозначился.

      – Вот только ты проснулась, да?

      Она кивнула, задыхаясь от муки.

      – Я и Тома, – наконец удалось ей проговорить.

      Услышав это имя, Марианна вздрогнула.

      – В больнице мне сказали, что Амандина и Сильвен умерли, а Тома впал в кому. Меня нашли как раз вовремя. Почему они не дали мне уйти? Почему?

      – Ты должна была позволить, чтобы детей забрали в приют… Ты бы могла их когда-нибудь забрать.

      – Нет, я знала, что если нас разлучат, то навсегда! – отчаянно защищалась Эмманюэль. – Это было невыносимо! Тебе не понять!

      Она зарыдала. Марианна плотнее завернулась в одеяло. Непростое чудовище эта мадам Фантом.

      – Если бы ты знала, как я сожалею! – простонала она. – Как я могла такое сотворить!.. Убить тех, кого любила больше всего на свете! Ради кого жила.

      Рыдания становились все неистовей. Марианна пожалела, что подтолкнула ее к таким ужасным откровениям. Будто открыла затвор шлюза и потоки грязной воды хлынули в камеру. Но рано или поздно это все равно бы вышло наружу. Слушая, как она плачет, Марианна погрузилась в собственную боль. Аспирин принес облегчение, но сейчас опять болело все тело. Да и ломка спешила присоединиться к банкету. С каждым вздохом становилось все тяжелее.

      Скоро станет невозможно терпеть. Надо подумать о чем-то другом.

      – А… Тома? – спросила она.

      Эмманюэль вытерла слезы тыльной стороной ладони.

      – Все еще в больнице… Судья говорил, что он выживет. Я даже не могу пойти навестить его! Я больше никогда его не увижу!

      – Да увидишь, увидишь! Он сможет прийти к тебе на свидание. Когда поправится. Сколько ему лет?

      – Четырнадцать. Он и говорить со мной не захочет после того, что было!

      Марианна смотрела, как Эмманюэль ломает руки, как наливаются кровью ее глаза. Ясно представляла себе, как ее сердце вот-вот расколется, даст трещину под грузом вины. Но сочувствовать