Красное каление. Том третий. Час Волкодава. Сергей Николаевич Галикин

вдруг стошнило меня, Володя. Страсть! И…

      Она умолкла, тонкой ладошкой  подбирая локон волос со лба.

      -А.., вот оно что, – Владимир едва поднял голову, – да, ты вчера была бледна, – и  тут же снова углубился в  цветной разворот «Yolckische Beobachter», -теперь много продают несвежих продуктов, Элен. Будь осторожнее, дорогая.

      -Не кажется ли Вам, что…, – Элен возвысила голос и было видно, что она, мучительно преодолевая стыд, с трудом  подбирает слова, но нужное слово все никак не находилось и тут она, резко откинув одеяло, села на постели и твердо сказала:

      -Пора бы нам, дорогой мой полковник… Как-то… Узаконить наши… отношения. Это вовсе не отравление. Это, мой милый,  беременность.

             Владимир оторвался от газеты, спокойно посмотрел на эту всегда волнующую его русую копну, совсем, как у Татьяны, только без того, самого заветного завитка на шее, и, отчего-то переведя взгляд на смятую скатерть и пустую «Мадам Клико», тихо, но твердо сказал:

      -Я не… свободен, Элен, я уже как-то говорил тебе… И у меня есть жена. И… ребенок. Наверное.

      -Где, в России? – ядовито спросила она.

      -Что за вопрос. Я сварю тебе кофе.

      -И ты что… Ты любишь ее? Любишь? Ладно, я, – Элен резво вскочила на кровати, бесстыдно сбросив с себя одеяло, – ну..,  а как же та, та, та, что была с тобой… в годы борьбы? Татьяна? Тоже, небось… любишь?! Так ты всех своих баб… любишь?! Но их здесь нет. Где они? Нет! И никогда уже не будет! А… я?! Я?!! Что для тебя… я?!

      -У тебя истерика, Элен, – скупо улыбнулся он. Ее неприкрытая нагота, вдруг плеснувшая наружу ее горячность, ее сведенные в милый розовый кружочек губы, когда она сердилась, эти милые губки, от которых он когда-то сошел с ума, вдруг в один миг перестали ему нравиться, вдруг потеряли свое притяжение и вдруг стали чужими и далекими.

      Он отвернулся и стал смотреть в окно на медленно поднимающееся над городом солнце.

      -Ты не ответил, Володя. Где… я? Я? В твоей жизни? Третий год уже…

      -Ну, тебе, как видишь, места совсем не осталось, – попробовал улыбнуться Владимир, ставя кофеварку на керосиновый примус, но улыбка получилась грустной, – и тебе, милая Элен,  было бы не легче, если бы я просто врал тебе…

      -Перестань называть меня…

                    В эту минуту раздался настойчивый стук в дверь. Владимир с беспокойством повернул голову и пошел открывать.

      Элен, стыдливо прикрывшись одеялом, скользнула в кладовку.

                      -Ба! Рас… Рас-пекаев! Черт же тебя возьми, братушка-Распекаев! – раздалось в темном, заваленном всякой всячиной коридочике, – ах ты, Гос-с-поди! Да… Какими ж судьбами!.. Очень рад тебя… видеть здесь. Ты что, брат… живой?! Ведь… Черт же тебя возьми! Да ведь… Такие ж, как ты… не выживали! Ты откуда взялся, Борька?

      -Оттуда! Один, как видишь,  выжил!

      Владимир всплеснул руками и бросился навстречу старому фронтовому другу.  Они крепко обнялись.

              Распекаев, едва войдя в комнату,