Красное каление. Том третий. Час Волкодава. Сергей Николаевич Галикин

Григорий сквозь сон вдруг услыхал тоненький голосок Максимки, поднял тяжелую голову и, не открывая глаз, расплылся в довольной улыбке:

      -А-а…  сынка… Што тебе?

      -Папенька, папенька, а погляди, какой я стих выучил!

      И, присевши на краешек кровати, звонко, как на утреннике,  продекламировал:

      -Птичка божия не знает

      Ни заботы, ни труда,

      Хлопотливо не свивает

      Долговечного гнезда!

      Сон как рукой сняло. Григорий сел на кровати, раздирая опухшие глаза, бережно взял на голое колено сына.

      Опять эти поповские россказни! Эх, когда ж это кончится!

      -Стой, стой, сынка! Я ж тебя… на прошлой неделе  учил другому стиху? – продолжая улыбаться, Григорий погладил ребенка по головке, заглянул истосковавшимся взглядом под челку русых прямых волосиков:

      -Вот эти! Про костры? А? А ну – давай!

      -Папка! – Максимка поднял на отца добрые лучистые глаза, -ты мне обещался… книжечку… Про войну? Про… бу… буденнышей?

      -Будеть тебе книжечка! Ну так стих про костры? – улыбается Гришка и щеки его уже покрываются  румянцем, -нешто ж позабыл?

      -Взвей-тесь кострами… си-ние ночи, -неуверенно начал Максим, -мы… пио-не-ры, дети ра-бочих… Папка! Не хочу про… костры! Мне хочется… про птичку, мне ее жалко!

      Он пододвинулся поближе и, блестя глазами,  чуть коснулся отцовской небритой щеки:

      -Папенька? А отчего у тебя на щечке… ранка?

      Григорий помрачнел, провел ладонью по щеке, свежий пулевой рубец горел, как огонь.

      -Пустяки, сынка, ты на энто не обращай внимания. Скажу я тебе по-секрету, -Гришка нарочито сощурился, бросив зоркие взгляды по сторонам, нагнулся к уху Максимки и зашептал:

      – Меня это…, кобыла укусила…

      -Отчего же она тебя укусила, папенька? – так же очень тихо спросил Максимка и крупные слезы разом блеснули в его больших серых глазах.

      -А! Да ну ее… Целоваться лезла, проклятая, да я не дался! Ладно, давай дальше, давай уж… про свою птичку. А я ить… то же ее когда-то… выучивал. Да вот, позабыл совсем уже.

      -В долгу ночь на ветке дремлет, -радостно начал Максимка, но вдруг опять осекся:

      – Папенька! А отчего тут… кровь у тебя…

      -Давай-давай, сынок, ты чеши свой стих!

      Максимка проглотил сухой ком, с напряжением продолжил:

      – Солнце красное взойдет:

      Птичка гласу Бога внемлет,

      Встрепенется и… поет! – Максимка тонкими руками вдруг обнял нечесаную голову отца и зашептал ему на ухо:

      -А вот мы… с маменькой совсем-совсем за тобой соскучились! А… Я тебе, гляди, чего  нарисовал…

                      Ольга была на работе, когда по больнице вдруг разнеслась весть о том, что поздно вечером на подступах к городу разгромлена банда, которая на днях повесила милиционера и шла из калмыцких бурунов, чтобы отомстить за своего убитого чекистами вожака.

      Сердце