Красное каление. Том третий. Час Волкодава. Сергей Николаевич Галикин

просил меня покойный мой папаша… Взял с утречка ключ побольше, да и поплелся по путям… Папироска, семечки…

      Он повернул к ней раскрасневшееся, очерченное свежим шрамом лицо, наклонился, дыша табаком и крепким мужским потом:

      -Да вот только нельзя… нам. Врага много еще. Сидить, затаился. Ждеть, как волчара, час свой… И ежели мы… послабимся, Олюшка, то враг тот так и вцепится в глотки, в еще пока молоденькие глотки детишек наших… А об чем думал…

      Он усмехнулся, повернул лицо:

      -Как ево звали, забыл…

      -Кого, Гриша?

      -Да кузнеца тово, што… Подлетел к самому солнцу, да и сгорел, горемыка…

      А-а, -тепло, с закрытыми и чуть дрожащими ресницами, про себя  заулыбалась она, -ну ты совершенно неисправим, Гриша. Икар его звали. Икар. Спи уже. Недорубленный… мой.

            Перед зарей очнулся, почувствовал теплое парное плечо Ольги, полез с ласками. Она чуть дернула плечом, игриво отодвинулась:

      -Ишь ты… Кобель.

      -Кобель не кобель, а люблю.

      -Ты – меня?… Красный командир?… Рубака! Дочку полковника… Белую кость… И – любишь?..-приглушенно выдавила она, расставив над его лицом полноватые руки, склонившись над самым лицом так, что ее локон коснулся его губ, уперев ладонями в подушку.

      -С первого… С первой минуты. Как увидал. Тем майским днем. Помнишь?..

      -А я тебя.., -она вдруг задохнулась, -пока только… пригубила, Гриша… Ну, как бокал вина.

      И уже потом, когда вся мокрая, часто дыша, отвернулась к стене, прошептала сама себе:

      -А ты меня… до дна!

      Гришка помолчал, наслаждаясь еще горящими ласками Ольги, потом сказал тихо:

      -А Максимка-то наш… Эх! Видать, в доктора выйдет. Как ты. Жалостливый. Я ему про костры… А он мне про птичку божию. А я хотел, што б он… В командиры вышел.

      -Как покойный дед, в офицеры? Тебе мало, что старшие вон… с аэроклуба не вылезают.

      Ольга вдруг повернула распаренное лицо:

      -Гриша! Надо бы нам… повенчаться! Я так не могу… Я тебя полюбила. Ты знаешь… Как та волчица. Своего самца. Который сильный. Который не даст в обиду. Но вот без Него, как-то… нехорошо.

      -Без кого? – не понял Гришка.

      -Без Господа! В Лежанке, говорят, Батюшка еще пока службу справляет. Храм без купола, а люди дыру соломой заткнули… Да и молятся!

      -Да если мои Ге-Пе-Ушники узнають, што я венчался… Они же меня и… заставять тот самый … храм взорвать!..

      -Они не узнают, Гриша.

      Она замолчала, но Гришка знал, он чувствовал, по ее сбивчивому дыханию, по мелкому подрагиванию ее горячего плеча, что Ольга хочет спросить его еще о чем-то, о чем-то таком для нее очень важном и… Не может. Или не знает – как.

      Наконец, он сам сказал тихо:

      -Ты хочешь знать… Были ли там, в банде… Офицеры? И…

      Она вскинулась, приложила палец к его губам:

      -Молчи!

      Но Григорий уже твердо продолжал:

      -Были. Все уже в морге. Остыли. Да!