Партизанка Лара. Надежда Надеждина

прикрикнула на него Лара. – Вчера наши отступали, а сегодня, может, уже наступают. Мало ли что было вчера!

      – Хорошо бы так! Только почему гремело всю ночь?

      Лара сама слышала, как ночью гремело. Похоже было, что с запада движется гроза. Но в окошко девочке было видно, что крынка, которую тетя Дарья наткнула на плетень, блестит, словно ее смазали маслом.

      В бочке с водой, точно в черном зеркале, отражалась полная луна. Луна была желтая, как мед, и висела над дядиным огородом так низко, что задевала за ветки укропа щекой.

      Не бывает грома в ясную ночь. Девочку разбудили далекие залпы пушек. Это не гроза надвигалась – надвигалась беда.

      К утру канонада утихла, но на сердце не стало спокойнее. Все словно чего-то ждали. И после полудня уже через само Печенево прошел сильно поредевший батальон.

      Ребята высыпали на улицу, и Лара хотела с ними, но бабушка не пустила. Бабушка сказала, что надо поскорее написать в Ленинград письмо и отправить с бойцами. Ведь деревенская почта уже не работает, и, не получая весточки, мать небось извелась.

      Лара торопливо царапала по бумаге тупым карандашом.

      А за окном слышался грузный топот и усталые, пропыленные голоса:

      – Спасибо, дочка! Спасибо, сынок!

      Это бойцы благодарили ребят, подававших им крынки с водой.

      Кое-как письмо было написано, но батальон уже ушел из деревни. Догнав на околице запоздавшего красноармейца, девочка сунула ему в руку свой листок.

      – Отцу, что ли, на фронт? – спросил он, закладывая бумагу за борт пилотки.

      – Нет. Моего папу уже убили.

      Красноармеец закашлялся, словно ему что-то попало в горло.

      – Это письмо маме. Только оно без марки.

      – Не тужи. Получит твоя мама письмо. Сиротское письмо и без марки дойдет.

      Он хотел уйти, но девочка, осмелев, вцепилась в его рукав. «А как же мы? Что будет с нами?» – с тревогой спрашивали круглые детские глаза.

      Боец осторожно высвободил рукав:

      – Эх, дочка! Не думай, что по вас душа не болит.

      Догнав в поле товарищей, он обернулся. На околице стояла толпа: заплаканные женщины, старик, опершийся на костыль, белоголовые мальчишки, веснушчатые девчонки.

      Скорбно глядя на уходивших, они молчаливо просили: «Возьмите и нас с собой».

      Один за другим красноармейцы исчезали во ржи. Последний раз колыхнулась рожь, и колыхнулась толпа от истошного бабьего вопля:

      – Голубчики, милые! Да на кого же вы нас покидаете?

      Этот вопль вытолкнул Лару из толпы.

      Раз наши уходят, и она с ними.

      Она не останется здесь.

      Сперва перед девочкой мелькали ржаные колосья, потом дорога свернула на луг. Он был вихрастый от лохматых рядов нечисто, по-бабьи скошенной травы. Колхоз запаздывал с сенокосом: рабочих рук не хватало.

      Ветер с луга пахнул в лицо Ларе, и шаг ее замедлился. Девочка остановилась. Сладкий запах вянущих трав напомнил ей бабушку.

      Что она писала маме всего полчаса назад? Кого обещала беречь?

      «Люди