Партизанка Лара. Надежда Надеждина

сомкнешь, – за налетом налет. К утру небо, как кровью, окрашивалось заревом пожаров.

      Мама очень боялась бомбежки, но из города не уезжала.

      А вот многодетные семьи начали уезжать. Пришел проститься и Коля, тот самый, который собирал птичьи перья.

      – Что, Коля, страшно? – тихо спросила мама.

      – Кому – мне? Ничуть! Знаете зажигалки? Ну, зажигательные бомбы знаете? Я уже целую коллекцию осколков от них собрал. Хотите, покажу?

      – Что-то не хочется.

      – Но моя мама ужасная трусиха. Она, правда, не за себя боится: за Вовку и Светку. Из-за этих писклей мы и уезжаем. А вы остаетесь? Да?

      – Вот приедут мои, тогда и решим.

      Мама поджидала их каждый день. Они должны вернуться, и обязательно вместе. Кому-кому, а маме хорошо известно, что разлучить бабушку с внучкой нельзя.

      Однажды военное училище, в столовой которого работала мама, выехало под Лугу, в летние лагеря. Бабушка отправилась, как обычно, в Лахту, а Лару мама взяла с собой.

      Место чудесное: сосновый бор, речка, по овражкам заросли дикой малины, луг в ромашковых кружевах…

      Но девочка не хочет гулять. Она плохо ест, плохо спит – она скучает.

      Только один раз оживились ее глаза.

      – Смотри, мама, смотри: старушка идет!

      – Что ж, ты разве старух не видела?

      – Но это согнутая старушка. Совсем как наша бабушка. Почему мы не взяли ее с собой?

      И на другое утро девочка исчезла, оставив на подушке записку:

      «Дорогая мамочка! Не ругай меня, что сбежала. Очень люблю жить, а без бабушки я умру».

      Правда, назавтра беглянка вернулась, но уже вместе с бабушкой.

      Так будет и сейчас. Как-нибудь они проберутся. Они приедут завтра, самое позднее – в четверг.

      Но и в четверг никто не приехал. А в пятницу вечером мама нашла в почтовом ящике письмо. Сложенный уголком листок из школьной тетради в клетку. На нем штемпель «Гатчина». Как попало в Гатчину Ларино письмо?

      Мама читала его тут же, на лестнице. Тускло светила защитная синяя лампочка, и все вокруг плавало в синем дыму.

      «Мамочка, дорогая! – писала Лара круглым девчоночьим почерком. – Очень тебя люблю и скучаю, но дорогу разбомбили. Приехать нельзя. Я бы могла пешком. Но бабушка не дойдет. А я не оставлю бабушку».

      – «Не оставлю бабушку», – шепотом повторила мама. – Я знала, что ты это скажешь. Но как мне жить без вас, девочка моя?

      И снова по ночам выла сирена и зенитки целились в небо, полосатое от лучей прожекторов.

      Снова невыспавшаяся мама ходила на работу и, возвращаясь домой, заглядывала в синий почтовый ящик. Она, как слепая, ощупывала пальцами его холодные, жесткие стенки: не завалилось ли в угол письмо?

      Она все ждала, все надеялась.

      Но больше писем от Лары не было.

      В своем письме Лара ни слова не написала о дяде. И не случайно. Она не хотела огорчать мать.

      Пусть мама не знает, что дядя Родион даже не спросил про здоровье своей сестры, его интересовало только, когда у нее бывает получка.

      А как он считал деньги, которые ему передала