Небо Мадагаскар. Оганес Мартиросян

такое. Можно и умереть». Мага закрыл книгу и остановил тем самым наступление армян. «Пусть отдохнут, хватит уже воевать, хотя война – точка, а мир – запятая, так как восклицательный знак – ружье с пулей, летящей вниз». От этих мыслей его отвлек чеченец, вошедший в зал и взявший Хемингуэя.

      – Люблю остроту, – сказал нохчо.

      Он положил кинжал на стол и начал чтение книги.

      – Читать книгу – потягивать виски в кафе, через соломинку, пить водку или коньяк, – продолжил он. – А экранизация книги – то же самое, но просто пить, напиваться, бухать. Ну, слово – это соломинка.

      – Не думаю, – ответила Нада, – слова – это червяки, читать – это умирать и лежать в гробу книги, пока тебя жрут червяки.

      – А потом? – спросил Мага.

      – Воскрешение эпилога. Захлопывание гроба и выход.

      – Интересно вы говорите, – промолвил чеченец, – потому я подумал, что книга – это автобус, в нем строки – сиденья, водитель – это писатель. Книга везет. Герои входят, выходят, платят.

      – Конечно, – сказала Нада, – ведь машины есть бейты. Мотор – писатель, багажник – читатель.

      – Слишком много умности, – отметил чеченец, – от нее может стать мягкой кость.

      – Мягкое сильнее всего, – не согласилась Нада.

      Чеченец посмотрел на нее, достал лезвие из ножен, провел им по языку и покапал кровью на страницы американца.

      – Понятно, – сказала Нада, – я поняла, откуда берутся рыбы: сидит женщина в начале всех рек и держит раскрытыми ноги.

      – И из ее вагины выплывают все рыбы, – закончил мысль Мага.

      – Да, – рассмеялась Нада.

      – И вы так всегда общаетесь? – спросил их чеченец.

      – Нет, только при жизни, – пояснила Нада. – Просто Карабах такое место, где говорить нужно так. А там, глядишь, все станут такими.

      – Просто в Чечне не так, – встрепенулся чеченец, – там только лестницы.

      – Конечно, – продолжил Мага, – Чечня – полное собрание сочинений Маяковского, тринадцать томов, разрыв двенадцати месяцев, расцепление их.

      – Ну, если странно говорить, то скажите мне странно: что есть Арцах? – спросил чех.

      – Рэмбо, – ответил Мага. – Мы внутри человека. В голове или в почках.

      – Неплохие места, – отметила Нада.

      Она полистала Абовяна и начала негромко его читать. Звук ее голоса наполнил библиотеку, как мясом желудок. «Пусть читает, приятно, воздушно, почти легко, так как если некий Вася сорвет болячку и бросит ее и ее съедят муравьи, то их будут звать Васями, пока они не съедят болячку, скажем, Петра. Поэтому вопрос в том, что откладывается на боках, а не в том, что вышло из них».

      – Террорист – это тот, в ком взрывается сердце, в ком взрывается мозг – писатель, – сказал чеченец, прервав чтение Нады и размышления Маги.

      – Терроризм – это работы Сёра, война или мир – почти все остальные картины. Не все знаю, конечно, – оживился Мага, – но могу сказать, что на днях видел сон, где воскрес немец из «Судьбы человека» и пытал меня.

      – Какой немец? – удивилась Нада.

      – Которого возил Соколов и сдал после русским.

      – Ну