Небо Мадагаскар. Оганес Мартиросян

Саидом и спросил у Маги и Жаклин, чем они занимаются.

      – Я тренируюсь и пощу фотки в инсте, – отвечала Жаклин, – ну, так, рекламой еще.

      – В основном я пишу, – признался Мага и закурил сигарету.

      – Что пишешь?

      – То, чего боюсь больше всего.

      – Все боятся, конечно, не ты на свете один, – ответил Саид и достал бутылку иранского коньяка.

      Они выпили из небольших стаканчиков, которые нашлись у Жаклин, нарезали лимон из кармана Саида, закусили дольками и порадовались бытию.

      – Коньяк – это топливо, дизель, – сказала Жаклин.

      – Его пьют люди-автобусы и люди-грузовики, – нашелся Саид. – Прекрасно, – добавил он.

      – Еще бы, – отметил Мага.

      Он вторгся в самого себя, вырезал свои сердце, почки и печень и повесил их на кишках сушиться внутри себя. Устроил геноцид внутри отдельно взятого человека и не испугался суда и ответственности, которые сели вокруг него и начали ждать хлеба.

      – Это птицы, – сказал Саид, – они души мертвых детей, умерших и лежащих в люльках – гробах.

      – Плохо им там? – спросила Жаклин.

      – Да ничего, терпимо. Ждут. И дождутся.

      Они выпили еще и замолчали, пока коньяк строил в их головах высотки и врезал в них самолеты, начиненные людьми – самыми взрывоопасными веществами на свете. «Ну и пусть взрываются эти люди, это еще Гоголь описал, когда в мешках у него сидели люди, которых потом заложили под здания и вознесли дома». Мага перестал думать и начал дергать заусенцы, похожие на травинки с семенами, которые падут и взойдут или их выклюют птицы.

      – Что молчишь? – вопросил Магу Саид.

      – Коньяк обрабатываю.

      – Конечно. Это посылки. Каждая рюмка – почта, ее надо обрабатывать и рассылать через артерии и вены по органам – по провинции.

      – О, – сказала Жаклин, – конечно, рука – это провинция, она завидует сердцу и хочет вонзить в него нож, чтобы стать центром. И вообще, самоубийство, когда вешаются, – это революция, а не смерть. Это Ленин, а не Андрей или Сергей, Вахтанг или Георг.

      – Понимаю, – промолвил Мага. – Ведь самоубийц вне решетки хоронили, означая свободу – войну красной и белой крови.

      – Сталин красный, – вмешался Саид.

      – Он черный, – поправил Мага. – Сталин вытекшая и запекшаяся кровь.

      – А красные – это рассвет и закат, а между ними – белые, облака или дни. Крайности победили, – сказала Жаклин.

      Все накатили и мельком посмотрели на группу армяно-азербайджанцев, идущую мимо и пьющую глазами друг друга.

      – Они говорят на русском, – сказал Саид.

      – Ну, это великий и могучий, – рассмеялась Жаклин.

      – Русский объединяет, – ответил Мага.

      – Кого здесь больше? – поинтересовался Саид.

      – Сейчас? Очень трудно сказать. Курортное место, омываемое водой, – ответствовал Мага.

      – Метафизической, – добавил Саид.

      – Может, – сказала Жаклин и закурила трубку.

      – Ну а как? Взмоем в небо? – посмотрел на Магу Саид.

      – Трудно сказать, есть тексты, есть