Черепаший вальс. Катрин Панколь

отдельно. Домашняя работа успокаивала. Анриетта, Жозефина. Кто объявится в следующий раз? Малышка Гортензия, перед которой мужики прыгают на задних лапках?

      – Это Жози, – объявил Марсель, возникая на пороге. – С ней случилась странная история: ее муж, Антуан…

      – Это которого крокодил сожрал?

      – Он самый… Представь себе, их младшая дочка Зоэ получила от него открытку, посланную из Кении месяц назад. Он жив!

      – А ты-то тут при чем?

      – Ко мне в июне приходила любовница Антуана, некая Милена, наводила справки о деловой жизни в Китае. Хотела заняться торговлей косметикой, связалась с одним китайским финансистом и просила дать несколько полезных советов. Мы часок поговорили, и с тех пор я ее больше не видел.

      – Точно?

      Глаза Марселя загорелись. Ему нравилось, когда Жозиана ревновала. Он от этого как-то молодел, свежел, наливался силой.

      – Точнее не бывает.

      – И Жозефина хотела, чтобы ты дал ей координаты этой девицы.

      – Именно. Они у меня в конторе где-то есть.

      Он помолчал, поскреб пальцем дверной косяк.

      – Можно как-нибудь вечерком позвать ее на ужин, я всегда любил эту девчушку…

      – Да она старше меня!

      – Ой, ладно тебе! Всего на годик или два…

      – На годик или на два, это все равно называется старше! Или ты считаешь задом наперед? – обиженно возразила Жозиана.

      – Но ведь я помню ее совсем крохой, Конфетка! Когда она еще бегала с косичками и играла в волчок! Эта малышка выросла на моих глазах…

      – Да, ты прав! У меня что-то сегодня нервы шалят. Сама не знаю почему… У нас все слишком хорошо, Марсель, слишком хорошо, боюсь, как бы не влетела к нам в окно старая черная вонючая ворона и не накаркала нам беду.

      – Нет! Нет! Это наше счастье, мы его ни у кого не украли! Теперь нам улыбнулась удача!

      – А разве жизнь всегда честно воздает по заслугам? Разве она бывает справедливой? Где ты такое видел, а?

      Она погладила Марселя по голове, и он даже засопел от удовольствия.

      – Еще, Конфеточка, еще… Любви много не бывает. Я за тебя все готов отдать, даже левое яичко…

      – А правое?

      – Левое за тебя, а правое за Младшего.

      Ирис протянула руку за зеркалом. Пошарила на тумбочке у кровати: нету, исчезло. Она села в постели, кипя от ярости. Украли. Боятся, что я его разобью и вскрою себе вены. За кого они меня держат? Что я, полоумная, резать себя на куски? И почему, интересно, я не имею права свести счеты с жизнью? Почему мне отказывают в этой последней радости? Чтобы сохранить мою жизнь? Да какая может быть жизнь в сорок семь с половиной! Она кончена! Морщины все глубже, кожа обвисает, повсюду скапливаются жировые тельца. Сперва прячутся, но втихаря ведут свою разрушительную работу. А когда покроют вас целиком, превратят в вялую, дряблую биомассу, тогда им уже нечего стесняться, и они на просторе довершают свое дело. Я каждый день за ними слежу. Беру зеркальце, осматриваю кожу под коленками и вижу, как там растет, пухнет слой жира.