Черепаший вальс. Катрин Панколь

сказать, подумала Жозефина. Ее смутил деловой тон, каким сосед говорил о смерти предыдущих жильцов.

      – Я туда заходил, когда квартиру выставили на продажу, – продолжал тот, – но мы слишком долго сомневались, переезжать или нет. Сейчас я об этом жалею…

      На его губах мелькнула улыбка, потом лицо опять стало бесстрастным. Он был очень высокий, суровый. Лицо точно высечено из камня – сплошные углы и впадины. Черные жесткие волосы разделены безупречным косым пробором, одна прядь спадает на лоб. Карие, очень широко расставленные глаза, брови густые, черные, нос чуть приплюснутый, с небольшой вмятиной на переносице. Белоснежные зубы без намека на кариес, хоть на рекламу дантиста. Какая же громадина, думала Жозефина, украдкой пытаясь прикинуть его рост – метр девяносто, не меньше. Широкий в плечах, стройный, с подтянутым животом. Она представила, как он с теннисной ракеткой в руках получает приз из рук судьи. Очень красивый мужчина. На ладонях у него лежала плашмя белая матерчатая сумка.

      – Мы переехали в сентябре, как раз к началу учебного года. Поначалу хлопот было хоть отбавляй, но потом разобрались.

      – Вот увидите, дом у нас хороший, жильцы в основном народ приятный, да и район спокойный.

      Жозефина поморщилась.

      – Вы так не считаете?

      – Нет-нет, конечно, – поспешно ответила она, – но, по-моему, вечером аллеи плохо освещены.

      Она вдруг почувствовала, что у нее взмокли виски и задрожали ноги.

      – Это мелочи. Район красивый, мирный, здесь не бродят банды противных юнцов и никто не уродует стены проклятыми граффити. Мне так нравится светлый камень парижских зданий, терпеть не могу, когда его портят.

      В его голосе зазвенел гнев.

      – И потом, здесь деревья, цветы, лужайки, по утрам поют птицы, иногда видишь удирающую белку. Для детей важно соприкасаться с природой. Ты любишь животных? – спросил он у Зоэ.

      Та стояла, уставившись себе под ноги. Наверное, помнила, что говорил ей Поль о соседе по подвалу, и из солидарности с новым другом держалась отчужденно.

      – Ты что, язык проглотила? – спросил мужчина, наклонившись к ней с широкой улыбкой.

      Зоэ замотала головой.

      – Она стеснительная, – извинилась за нее Жозефина.

      – Я не стеснительная, – возразила Зоэ. – Я сдержанная.

      – О! – воскликнул он. – У вашей девочки большой словарный запас, и она чувствует оттенки речи.

      – Ничего удивительного, я в третьем классе.

      – И мой сын Гаэтан тоже… А в какой ты школе?

      – На улице Помп.

      – И мои дети тоже.

      – Вам нравится школа? – спросила Жозефина, опасаясь, что неразговорчивость Зоэ может в конце концов показаться невежливой.

      – Есть отличные учителя, а есть совершенно беспомощные. И их пробелы приходится восполнять родителям. Я хожу на все родительские собрания. Мы там наверняка увидимся.

      Лифт остановился на пятом этаже, и он вышел, бережно неся свою сумку на вытянутых руках. Обернулся, поклонился с широкой улыбкой.

      – Ты видела? – сказала