Я еще не жила. Дарья Владимировна Торгашова

было установлено целых два телефонных аппарата, в целом складывалось такое впечатление, что этот дом отстал от жизни лет на сорок.

      Захватив письмо, Этель покинула спальню. В коридоре она остановилась и вздохнула: сегодня уже поздно было отправлять. Почтальон заберет ее послание отцу и доставит свежие газеты, письма и телеграммы, – если они будут, – завтра утром…

      Этель сбежала вниз по парадной лестнице и, распахнув двойные двери, вдохнула полной грудью свежий лесной воздух. Потом спустилась с крыльца и, выйдя за ажурные чугунные ворота, бросила письмо в большой почтовый ящик, торчавший снаружи на столбе.

      Обратно она возвращалась медленнее, но бодрым шагом. Ей нравилось как можно больше делать самой.

      Миссис Кэмп была занята на кухне, и Этель подождала, пока хозяйка освободится. В этом доме вполне по-английски пили чай, за исключением только завтрака. Мистер Кэмп, приехав на пару дней, опять вернулся в город; и пожилая женщина, коротавшая дни в одиночестве, искренне радовалась обществу гостьи.

      Миссис Кэмп кивнула девушке, выходя из кухни и вытирая руки о передник. Она нередко сама принимала участие в готовке. Сняв передник, мать Гарри осталась в цветастом ситцевом платье.

      – Написала отцу? Кстати, когда он приезжает?

      Этель вздохнула.

      – Еще точно не известно, у него большая практика в округе. Но папа телеграфирует, как только освободится.

      Хозяйка удовлетворенно кивнула.

      – Ну вот и славно.

      Они, не сговариваясь, перешли в комнату миссис Кэмп, которая была для для нее и комнатой отдыха, и рабочей. Кэйтлин, выучившая распорядок дня обеих хозяек, уже разожгла там камин; а через минуту после того, как они сели в кресла перед очагом, вошла с вечерним чаем.

      Этель улыбнулась. Скоро поспеет ужин… здесь питались обильнее, чем в городе, но она знала, что не располнеет. «На здоровье», как говорила миссис Кэмп. Хотя мать Гарри предпочитала, чтобы будущая невестка называла ее «миссис Оливия».

      Они выпили вкусного чаю с вербеной, с домашним печеньем; а потом сели каждая за свое рукоделие. У миссис Кэмп нашлась отличная немецкая швейная машинка, за которую она иногда присаживалась, хотя чаще чинила одежду по старинке – вручную. В городе они купили материи не только на свадебное платье, но и на повседневные наряды, которые приглянулись Этель в модном журнале. Так, конечно, выходило гораздо экономнее, чем заказывать портнихе.

      Этель уже давно ничего себе не шила, и поначалу у нее выходило кривовато; но теперь гораздо лучше. Ее «приданое» – хотя это слово казалось девушке старомодным. Стрекот немецкой машинки успокаивал ее и напоминал, что они уже десять лет как живут в двадцатом веке…

      Миссис Кэмп вязала, спицы так и мелькали в ее руках. Подняв голову от выкройки, Этель впервые присмотрелась к тому, что она вяжет, – это было голубое детское одеяльце.

      Девушка хотела сразу же отвести глаза, но тут миссис Кэмп сама одарила ее коротким понимающим взглядом.

      – Человек