ГрошЕвые родственники. Елена Михайловна Шевченко

макароны по-флотски.

      Пока она накрывала на стол, я успел снять драные штаны и засунуть их куда-то под кресло. Она их непременно найдет, но не сегодня, а значит, скандал начнется позже. Завтра скандалить никак нельзя, мне надо в веселом состоянии пойти на работу, от выигранного тендера будет зависеть наш летний отдых. И крик про рваные штаны можно будет оттянуть на пару дней, и, глядишь, вовсе замотать. А, может, их просто выбросить с балкона, мелькнула шальная мысль, их сопрет бомж, и все – уйдут штанишки. И я даже сам буду недоумевать, где же они, я же вот при ней только что раздевался. Для реализации этого плана я уронил пустую рюмку на пол, она разлетелась на осколки, я тут же был изгнан из кухни. Загудел пылесос, и она не услышала, как я тихо открыл балконную дверь и так же тихо ее закрыл. Затем уютно устроился на диване, взяв в руки Грушину синюю кожаную папку с надписью «Минтяжмаш».

      Глава 10. Я посетил внучку двоюродного прадедушки Сергея, но дружбы не вышло

      Тендер я выиграл, упав до уровня плинтуса, грустно стало, потому я решил поднять себе настроение. И прихватив синюю папочку, предварительно созвонившись, отправился к Ольге Сергеевне Грековой, по девичеству матери – Гроше, в прекрасный сталинский дом у Рижского вокзала.

      Она приняла меня радостно, будто ждала всю жизнь. Она после смерти мужа жила одиноко, занимаясь лишь историей рода, детей ей Бог не дал, как я понял. Мы пили жидкий чай и обменивались новостями столетней давности.

      Ольга Сергеевна была дамой светской и хотела вещать сама, мне было предоставлено только внимать и восторгаться ее великим происхождением. Она говорила так, будто это она сама воевала на Шипке, издала антисемитскую книжку Вагнера, построила Исаакиевский собор.

      Она развернула огромный лист ватмана, где было нарисовано семейное древо. Оно было куцее, будто его стриг косорукий садовник. Она отсекла всех неудачников или тех, кого она не считала нужными упомянуть. Там даже не было ее родного дяди Сергея Сергеевича и меня тоже не было, а уж тем более моего сына. И не было внуков ее брата, которые, как я знал, уже закончили школу. Но выходило так, что все бесконечные пафосные Гроше каким-то хитрым образом были ее дедушками, ибо сходились в кружочке с ее именем. Про брата она объяснила:

      – Вы знаете, Викентий, он так некрасиво повел себя после смерти нашей матери, он хотел разделить наше родовое гнездо, мне пришлось его вычеркнуть. Вы понимаете, о чем я? Как можно разрушить родовое гнездо, чтобы решить свою жилищную проблему! У него дети, у него внуки, им негде жить, а мне одной что надо! О, эти страшные слова – что тебе надо. А мне нужна вся история, вся долгая история. Я одна помню, как наш дед Винченцо, пра-пра-пра, конечно, прибыл из Италии в холодную Россию, чтобы построить величайший Исаакиевский собор, чтобы венчаться в нем.

      Я не выдержал:

      – Этот Иосиф был пра-пра-пра-бухгалтером.

      – Ну что вы, голубчик, до 1936 года на Исаакии висела доска с именами строителей. И мой великий предок был среди них.

      Крыть было нечем, она кроила историю