Панацея. Роман. Илья Александрович Тель

знать своих героев!

      Эта история наводит нас на соображение, что любая идея, даже самая несбыточная и ужасная, но единожды помысленная и, тем более, высказанная, обречена на воплощение…

      Пока Соединенные Штаты пребывали в состоянии грогги, Россия испепелила ряд американских военных объектов в странах Европы.

      Мир снова пришел в движение. Мир накрыл девятый вал локальных конфликтов, вооруженных гражданских столкновений и волнений. Шла провозглашенная Гоббсом война всех против всех. Шла новая гонка вооружений, умноженная на новейшие информационные технологии и искусственный интеллект. Человечество на всех порах, ускоряясь, летело к обрыву.

      В прошлом крупные рукотворные катаклизмы на какое-то время делали людей разумнее, сговорчивее. Придавали миру устойчивость, заставляли ценить хрупкое состояние плохого равновесия. После кровопролития Второй мировой мир стал миролюбивее. Однако с той поры мир изменился, сильно ожесточившись. Казалось, что теперь очередной виток напряженности был не прологом разрядки, но пробным выбросом лавы перед большим смертоносным извержением…

                                               * * *

      Верховный правитель Евстафий находился в преклонном возрасте и очень устал. Столько, сколько правил этот человек фактически не властвовал ни один царь и ни один вождь в истории России.

      По мере старения Евстафия страна вместе с ним погружалась в состояние, именуемое возрастом дожития. Нет: ум, работоспособность и реакция Верховного правителя оставались на высоте. Он не делал больших, тем более, трагических ошибок. Он и ведомая им держава долгие годы были главным игроком на мировой шахматной доске. Просто состояние этого возраста уместно соотнести с ездой на поезде по одинокой железнодорожной колее. Вы уже не в силах никуда повернуть, что-то переиграть, исправить. Вы едете туда, куда ведет колея – в коммуну (помните: «наш паровоз вперед летит…»), в социализм или в развитой социализм, в дикий капитализм или в капитализм с человеческим лицом, в задницу или куда-то еще. Но только туда, куда ведет колея. Ее путь сложился, устаканился, утрясся в ходе исканий, проб и ошибок, под влиянием объективных обстоятельств, слабостей и случайностей. Он – машинист. Он ведет поезд и уже сам не ведает, что будет там, за вечно уплывающим горизонтом. И ехать можно только при наличии тяги. Без нее поезд может двигаться по инерции, катиться под уклон. В гору состав уже не пойдет. Взять новые высоты ему невмоготу. Локомотив устал. А за ним тянутся столько вагонов… И все расположившиеся в них многочисленные друзья и приближенные, их расплодившаяся родня и челядь отвыкли от брандахлыста. Они хотят вкусно кушать и все еще чего-то ждут, все еще канючат – очередного удельного княжества при российском бюджете, новой жирной синекуры…

      Казалось, поезд под названием «Россия» неспешно катится под уклон неизвестно куда. Задел в развитии оборонно-промышленного