Панацея. Роман. Илья Александрович Тель

того, Матушкин не без основания считал, что алкоголь и секс расширяют горизонты восприятия и познания. По итогам опьянения или вулканического выброса энергии в ходе бурной ночи, перезагрузки мозга, встряски всего умственного и эмоционального состояния, Матушкина посещали озарения.

      Подобно тому, как золотой ключик открывал Буратино тайную дверь в волшебный мир кукольного театра, обильное возлияние и необузданная страсть служили Матушкину, практикующему психологу и психиатру, отмычкой к потайным дверям в подсознательное и бессознательное самых безнадежных, неизлечимых пациентов. Подобно герою «Планеты Ка-Пэкс» в исполнении уличенного в непристойностях Кевина Спейси, Матушкин творил чудеса, воскрешая и возвращая к жизни конченых алкоголиков, наркоманов и безумцев…

      Озарения, составлявшие достояние Матушкина, были сродни поразительным «мгновениям высшей тонкости чувства и понимания», которые переживают некоторые эпилептики в преддверии удара. Такие светоносные мгновения переживал князь Мышкин и сам сочинитель «Идиота». Матушкин уверовал: именно такие мгновения открыли автору Великого пятикнижия дорогу в бессмертие, определили масштаб его таланта, особый строй мышления.

      Герман Гессе называл такое мышление «мистическим». Но Матушкину, человеку с научным складом ума и склонностью к скабрезным коннотациям, было по душе иное определение: мышление, обладающее способностью к епиболе, или образному броску мысли. Говоря другими словами: мышление, обладающее редчайшей способностью извлекать знание – своего рода заповеданное знание – из потаенных глубин Большого мыслящего мира, – глубин, не доступных самому глубокому и трезвому аналитическому уму.

      Такого рода интеллектуальные броски помогли Матушкину в работе над диссертацией. Исследование по теме «Суицид как жизненная потребность: психологические аспекты» молодой ученый блестяще защитил подшофе. В этой во многом пионерной работе Матушкин «препарировал» танатос – феномен влечения к смерти, или инстинкт смерти, выдвинул и обосновал концепцию склонности человеческих сообществ к коллективному самоубийству, которая дремлет в чертогах коллективного бессознательного и ждет своего пробуждения, своего звездного часа…

      Как правило, Матушкин прозревал, совершая образные броски мысли или дорогие его слуху епиболы по утрам, лежа в постели, обретая себя, общаясь с космосом…

                                                * * *

      Приехав на дачу после аварии, «полюбовавшись» на художество Антона, Матушкин собрался было войти в дом, но будто очнулся, остановился и вопросительно посмотрел ввысь, в небо… К своему изумлению, Матушкин обнаружил разительную перемену: ересь февральской непогоды в виде убийственного ненастья кончилась, уступив место полному безветрию и легкому морозу. Как странно, подумал Матушкин. До сих пор он не замечал этой полной перемены: словно новое случилось тотчас,