Панацея. Роман. Илья Александрович Тель

с четырнадцати часов и выпивать интенсивно. Помянули Юстаса. По обыкновению, зацепились языками. Обсуждали местную блядь по кличке Фиона и ее неожиданное замужество. Партию безотказной любвеобильной Фионе составил идиот-дачник с говорящей фамилией Бальзамов, чем-то напоминавший незлобивого полудурка Бальзаминова в исполнении Вицина. Но если герой Вицина все-таки женился на богатстве, и его маменька имела все основания утверждать, что «с деньгами-то мы и дураками проживем», то дачный «Бальзаминов» в этом жизненном вопросе явно дал маху…

                                                * * *

      Не подумайте ничего дурного о Матушкине, его соседе и куме соседа. Компания следовала мудрому правилу – пить лучше с утра или, в крайнем случае, с обеда. Посудите сами, пораскиньте своими трезвыми мозгами: какой смысл пить на ночь глядя? Нет, ну можно опрокинуть пятьдесят или, скажем, сто граммов. Но зачем себя обманывать: это же не наш путь! По факту: пьем много, второпях, всуе, а затем в беспамятстве, на автопилоте или в состоянии близком к оному плюхаемся в постель. Организм выключается, обмен веществ сходит на нет и утро вы встречаете совершенно никакой, разбитый, с головой, не подозревающей о существовании числа «пи». Право, какая-то квадратура круга! Разве так нужно пить?! Нет, в мирской суете мы начисто утратили неспешный, осмысленный аристократизм употребления спиртных напитков! Поэтому наметим сценарий возлияния, начинающегося с утра. Употребляете первую, поднявшись с постели: дабы настроить печень и поджелудочную. Затем разгоняетесь через час-другой за завтраком, ощущая прилив сил, бодрость духа, полноту жизни и что-то в этом роде. Вы уже понимаете, что впереди – замечательный день! Завтрак плавно переходит в обед, после которого не грех взять паузу и выйти в мир, на улицу, дабы прогуляться, продышаться, а затем подремать. А далее – как в песне: «и в запасе у него останется полдня»! Откушав после сна, имеет смысл чем-то себя занять: опять-таки прогулкой, просмотром телевизора, чтением книги, походом в кино, не обременительным физическим трудом. Легкий ужин с заключительной умиротворяющей порцией подчеркнет полноту жизни. Проснувшись утром следующего дня, вы найдете себя в весьма недурном расположении духа. Дальнейшее – дело хозяйское…

      В свете разительной перемены в судьбе Матушкина, его пьянство заслуживает нового непредвзятого пояснения, нуждается в добавочных теплых словах.

      У пьянства Матушкина всегда была особенная стать. Менее всего это пьянство уместно мерить общим аршином. Менее всего к этому пьянству подходит снисходительный и сочувственный тон, и тем более тон высокомерный и презрительный. Менее всего это пьянство соотносится с сентенцией Григорьева («вино скотинит и зверит человека, ожесточает его и отвлекает от светлых мыслей, тупит его перед всякой доброй пропагандой»), со стенанием Вальтера Скотта («из всех пороков пьянство более других несовместимо с величием духа»), и прочими нравоучительными предположениями. Нет! Пьянство Матушкина было пьянством самой высокой пробы! Нетрезвость Матушкина