Из записок Лаврентия Берии. Александр Семёнович Черенов

Или у нас для рядовых граждан – один закон, для «брата самого товарища N» – другой? Как это Вы ещё не сказали: «Самих брата Самих товарища Серго»?! Были представлены неопровержимые доказательства вредительской деятельности Папулии: свидетельские показания, вещественные доказательства, показания самого обвиняемого. Мне, что, нужно было распорядиться уничтожить их, потому что это – «брат самого товарища Серго»?! Эти доказательства были предъявлены и комиссии из Москвы, и самому Орджоникидзе-старшему.

      Ни одно из них не было опровергнуто, а крики Серго «Не верю!» при всём желании нельзя рассматривать, как доказательство невиновности. Серго просил меня не пороть горячку, и разобраться во всём, как следует. О том же меня попросил и Хозяин. Я обещал им обоим, и, в свою очередь, попросил следствие не торопиться с выводами. И мы данное слово сдержали: дело Папулии далеко не сразу было передано в суд. Серго умер – застрелился, как потом мне сказал Хозяин – восемнадцатого февраля, а Папулия был осуждён только девятого ноября! То есть, мы тянули в расчёте на то, что в деле появится хоть что-то, реабилитирующее Папулию хотя бы в части обвинений! Пусть даже не «что-то»: хотя бы надежда на появление этого «чего-то»! Но ничего не появилось – на то оно и ничего. Ну, вот, не из чего было появляться «чему-то»! А шуточная задачка «Что такое ничего, и как из него сделать что-то?» – дело физиков-ядерщиков, да и то дело на тот момент было делом весьма отдалённого будущего…

      Конечно, если рассматривать вопрос репрессий с позиций абстрактного гуманизма, то меня гуманистом никак не назовёшь! Но тут же возникает классический вопрос: «а судьи кто?». Недаром же ещё Христос сказал: «Пусть бросит первым камень тот, кто сам безгрешен!». Сейчас слово «репрессии» приобретает какой-то нездоровый оттенок. Прошу только не «хохотаться» по поводу того, что, какое, мол, здоровье может быть в репрессиях! Я не об этом, а о том, что слово это начинают использовать, как страшилку, как «бабайку», которым запугивают, правда, не детей, а взрослых.

      Но, самое неприятное, что это слово это используется отныне для того, чтобы «глушить» соперников в борьбе за власть. Думаю, что тенденция будет только нарастать. И уже в самом ближайшем будущем её последствия ощутят на себе многие из моих теперешних «судей». Воистину: «Не судите да не судимы будете!». Я не Нострадамус – я просто знаю логику борьбы.

      А ещё я знаю своих «дружков», век бы их не знать! Потому что, как тут не вспомнить Екклесиаста: «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь»…

      Глава десятая

      Наступил год тридцать восьмой, и не только «для», но и «на»: для большинства, но на некоторых. Больно наступил на этих «некоторых». На многих из них «наступил» ещё тридцать седьмой. Вернее, тот начал тогда наступать, а тридцать восьмой развернул «генеральное наступление». Развернул, потому, что «развернулся» сам «генерал» – нарком внутренних дел Ежов,