Из записок Лаврентия Берии. Александр Семёнович Черенов

безопасности 1 ранга. Это – звезда и четыре ромба в петлице, как у командарма 1 ранга (генерал армии «на сегодняшние деньги»). Три недели я исполнял обязанности начальника УГБ – при деятельном участии Севы Меркулова – пока, наконец, 29 сентября не был утверждён ещё и в должности начальника ГУГБ. Меркулов официально стал моим замом в ГУГБ, а ГТУ (Главное транспортное управление) и ГЭУ (Главное Экономическое управление) возглавили мои выдвиженцы, соратники по Грузии Соломон Мильштейн и Богдан Кобулов соответственно.

      Почему я так хорошо помню даты? Ничего удивительного: следствие «помогает». Да и даты – не простые: судьбоносные. Правда, цели вспоминания их у нас с Генеральным прокурором разные, как и по большинству других фактов, которые привожу я, или которые «всплывают» в ходе следствия. Следствие законно опасается того, что эти факты могут «заговорить» в мою пользу, а это не отвечает задачам следствия. Поэтому у нас с ним и его «кураторами из Кремля» к факту разные подходы. Они «подходят» лишь для того, чтобы вывернуть всё наизнанку и поставить с ног на голову, а я лишь восстанавливаю статус-кво.

      Так и с этими датами. Гражданин Руденко всё время норовит выдать их за доказательство моей причастности к репрессиям. По его версии, я всего лишь «упорядочивал репрессии», «вводил в заблуждение общественность» своим якобы гуманизмом, и «симулировал верность закону».

      Отталкиваясь от его же «идеи», я предложил Роману Андреевичу тоже «симулировать верность закону» – и «ввести в заблуждение общественность» тем, что сделать следствие по моему делу гласным, а суд – открытым, со всеми «упорядочивающими элементами»: с защитником, с прениями сторон, с публикой! Ну, или хотя бы удовлетворить заявленное мной ходатайство о проведение очных ставок с «изобличителями». Тем более что формальных оснований – хоть отбавляй: противоречия в показаниях – через слово.

      Побледнев и ужаснувшись перспективы, Генеральный прокурор… нет, не «двинул путём симуляции гуманизма и верности закону»: всего лишь перестал настаивать на первоначальной версии. Вместо неё он тут же выдвинул другую: якобы я «выполнял установку Высшей Инстанции», но не о наведении порядка, а всего лишь о «перекуре» в репрессиях. Товарищ упорно не слышал меня, потому что не услышал того, чего хотел. И я понял, что это – стена, которую не прошибить ни доводами, ни головой. А ещё я понял, что мне на собственной шкуре предстоит убедиться в том, что «наш советский суд – самый гуманный суд в мире».

      Но вернёмся в тридцать восьмой. Внимательный читатель, наверняка, уже заметил разницу в названиях: УГБ и ГУГБ. Но это не просто разница, тем более, формальная, типа «что в лоб, что по лбу». Дело в том, что 28 марта 1938 года существовавшее ГУГБ было расформировано, и на его базе создали 1-е управление (Управление Государственной безопасности, УГБ), 2-ое управление (Управление Особых отделов, УОО) и 3-е управление (Управление