Из записок Лаврентия Берии. Александр Семёнович Черенов

Замы замами, но я понимал, что воз мне придётся тащить в одиночку. Нет, не в том смысле, что одному: в том смысле, что не вместе с Ежовым, а вместо Ежова. Товарищ – пока ещё товарищ – готовился сдавать дела. Вернее, его готовили сдавать дела.

      Должен признать, что сам Николай Иванович повёл себя в той ситуации достойно, если к ней вообще применимо такое определение. Я хочу лишь сказать, что он не стал суетиться у сейфа и разводить костёр в кабинете: весь компромат на себя он предоставил в распоряжение преемника в целости и сохранности. Это не Никитка, гонцы которого сейчас наверняка уже перелопачивают архивы в Москве и на Украине: «создают светлый образ посредством «ликвидации тёмных пятен».

      Поскольку объём работ предстоял громадный: Хозяин желал проверить всё «творческое наследие» Ежова – я заручился согласием вождя на пришествие в НКВД группы товарищей. На «приток свежей крови», то есть. «Притекла она» в лице моих соратников по Грузии: братьев Кобуловых, Богдана Захаровича и Амаяка Захаровича, Рапавы Авксентия Нарикиевича, Гоглидзе Сергея Арсеньевича, Серова Ивана Александровича, Меркулова Всеволода Николаевича, Круглова Сергея Никифоровича, Абакумова Виктора Семёновича и некоторых других. Мужики сразу же «засучили рукава». Только не надо аналогий с образом палача. Лучше – с образом Геракла, «подписавшегося» на уборку Авгиевых конюшен. Вот, с кем надо проводить аналогии, даже при том, что, в отличие от нас, этот герой «закатывал рукава», отсутствующие у туники, ещё более условно.

      Отчасти мне было жалко Николая Ивановича, но «дружба дружбой, а служба службой». Мы с ним действительно были в хороших отношениях, и приезжая в Москву, я нередко останавливался у него на ночлег. Вспоминается лишь одно неудобство, потому что всегда сверх меры: водочное гостеприимство. А так мы замечательно спелись с Николаем Ивановичем. В том числе, и в прямом смысле: у него был небольшой, но приятный голос.

      Но теперь, чем больше завалов я разбирал, тем больше приходил к выводу о том, что песенка Ежова спета. И, что, в основном это был сольный номер: никакого «а капелло», никакого хорового исполнения. Это я к тому, что «перевести стрелки» на ЦК, а тем паче, на Хозяина, было «дохлым номером». Никто ведь не спускал ему плана на репрессии, никто не давал разнарядки, никто не определял персоналии и состав преступления. Да, была общая политическая установка, вытекающая из общей же политической линии, которая, в свою очередь, вытекала из общей политической ситуации. Но дальше уже Николай Иванович хозяйничал сам. Вот и нахозяйничал.

      Пока мы с моей командой «заместительствовали» Ежову, сам Николай Иванович «продолжал работать наркомом»: пил по-черному, и много больше, чем прежде. Увы, есть много людей такого сорта: как только жареный петушок клюнул их в задницу, они сразу же задирают лапки кверху. И, хоть лапки у них задираются, а руки опускаются. Товарищи перестают бороться за кресло и за себя, и полностью отдают