Час двух троек. Ферестан Д'Лекруа

народа нашего, мой ас, нет веры, питающей древо. Нет нас, и есть мы. Как зерна проросли в чужую землю, став в ней своими, и чужыми там, Дома. Но зреет наш плод и час его близок, – она берет меня за руки – холодна рука её в ладонях моих, и прикладывает ладони мои к своему животу. И тогда чувствую, как бьется во чреве разделенного надвое тела теплое маленькое сердце.

      Неужели?

      – Неужели? Каков срок беременности богини? Столетие за девять месяцев?

      Она смеется, беззвучно – звук исчезает в этой темноте. Исчезаю я. Лишь Тарис-Хель, богиня смерти, решившая стать богиней-матерью своего нового народа, едва видна в темноте.

      – Я все еще твоя, мой ас, мой Грегор. Вернись Домой, – она отпускает руки мои и поднимает правую ладонь вверх, указывая. Путь? Домой?

      Высоко в ветвях древа, пульсирует единственная звезда. Иное поглощает темнота. И звезда сия, сияя все ярче, движется.

      – Собери потомков наших и вера их разожжет сердце Чиар. Веришь…

      –… веришь?

      Открываю глаза. Нет, не так, глаза уже открыты, а лицо противно саднит и чешется. И этот голос, уже не Тарис, он мужской.

      – Что?

      – Да говорю, я в тупик зашел. А лучший способ выйти – это вернуться к началу. А вначале был ты, товарищ, и твоя идиотская атака на храм. И только собрался начать тебя искать, а тут как раз ты в сводках новостей «Второго» даже с указанием места пребывания после вашей поножовщины. Еще б стрелочку нарисовали и указатель поставили. Вот в такие совпадения веришь? – на деревянном стуле возле моей кровати сидел следователь в коричнево-черной форме особого отдела. Комиссар. Александр Шумаев. Хотя вот в петлицах перевернутый крест и на рукаве аналогичная нашивка с тонкой надписью, дублированной на трех языках: арабском, немецком и французском. А надпись там простая, глаза закрою и то прочту: «Чудовищ нет». Ты теперь инквизитор, Шумаев. Следователь с особым правом на все, что пожелаешь.

      – Простите, но нужно осмотреть пациента. Вам нужно вый… – врач увидел нашивку, врач замолк. Не тот отдел, что можно выгнать, и не тот, чтоб стоило выгонять, если он тут. Врач лишь раз взглянул на меня и нажал тревожную кнопку на панели над кроватью.

      – Готовим вторую операционную. Тут осложнения.

      – Так серьезно?

      – Если хотите остаться с этим лицом, то да.

      – Скажите, а реально выдержать без анестезии? Обойтись местной?

      Врач задумался, поглядывая на комиссара. Шумаев кивнул.

      – Если будет слишком громко кричать, вы врубите голограф на полную громкость. Больные и не заметят. И я не замечу.

      Только бы разрешил. Только бы. Тарис, если я увижу тебя еще раз, то останусь, моя маленькая смерть.

      – Мы на частных дотациях, но думаю, сможем найти нужные препараты. В случае смерти от болевого шока пациента, так понимаю, вы берете на себя ответственность….

      Не знаю, кричал ли я, и кричал ли громко, но Сашка таки вывел голограф на полную мощность.

      Новости Земли: сегодня баррель воды марки «Байкал»