Дельфин. Николай Валерьевич Игнатенко

необычном, месте, которое могло расшевелить его вдохновение каждым его спектаклем. Он поймал себя на непроизвольной улыбке, устремлённой в красную ковровую дорожку, ведущую прямиком к главному входу в зал. Лука остановился, понимая, что ходит кругами и, оглянувшись, вдруг заметил, что дверь в комнату звукорежиссёра открыта. Более того, звуки, доносившиеся оттуда, явно намекали на какие-то приготовления. Лука был заинтригован и, не думая об охране, которая редко навещает внутренние комнаты «Равенны», а на камеры смотрит еще реже, заглянул внутрь студии звука, выходившей панорамными окнами прямо на сцену и находящейся над залом, издалека пялясь на сцену. Тучный звукорежиссёр, не издавая обыкновенного пыхтения, откинулся на спинку своего стула и поправив длинные, немного тронутые сединой волосы, прислонился к пульту. В наушниках он не слышал ровным счётом ничего, из того, что происходило вокруг, и это позволило Луке безнаказанно остаться в дверном приёме.

      Занятый своим делом мастер не обращал внимания на силуэт в проходе: его пальцы ловко щелкали по панели, а сам он параллельно переезжал на стуле с колесиками к панели со светом, также располагавшейся в этой большой организационной студии. Сейчас вместо нескольких человек здесь был только один звукорежиссёр, метавшийся между компьютерами и пультами, и везде справлявшийся на удивление здорово и складно. Луке не позволял уйти вопрос, ради чего он работает за весь штат. С момента окончания спектакля прошло около часа – писатель посмотрел на часы. Без четырёх час, действительно. Уже пятьдесят шесть минут он просто бродил по «Равенне». Звукорежиссёр окончательно перешел к технике освещения зала, оставив звуковые компьютеры и пульты в гордом одиночестве, однако застыл в некой полупозиции, готовый сорваться к ним в любой момент. Он подергал за несколько рычагов, к удивлению Луки, дав мощи центрального луча прожектора вырваться на сцену. Писатель спешно вышел из комнаты техников и подобрался к главному входу в зал. Услышав движение, Лука оторвал ухо от массивной двери и слегка приоткрыл её, достаточно, чтобы было видно происходящее на сцене, но не без риска оказаться пойманным из-за шума.

      По помещению разнеслись первые аккорды музыки, а на сцене, в золотых лучах бездонного прожектора, стояла девушка. Она мягко покачивала головой в такт музыке, отчего её волосы теряли необыкновенных черт лицо среди множества прядей и пустого зала. Мягко вступив, она запела, прикрыв большие зелёные жемчужины глаз ресницами. С приближением к припеву, она повысила голос, и раскрыла в полный тон всю красоту как исполняемой её баллады, уже где-то слышанной Лукой, так и собственного голоса. Вторая половина лица, периодически скрывавшаяся за прической, снова спряталась в их сени, предоставив замершему в темноте зрителю лишь озорную и теплую улыбку чуть склонённой головы. В проигрыше девушка едва улыбнулась и потупила взгляд, то ли стесняясь своей затее, то ли получая настолько большое удовольствие, что его нельзя было выразить обыкновенным смехом, при этом её глаза трогательно блестели.

      Нельзя