Баренцева весна. Оганес Григорьевич Мартиросян

Александра Третьего. Винсент хотел позвонить, узнать, что за шутка, но не стал.

      – Мне же без разницы.

      Он вышел и закурил.

      – Теперь я пойду назад. Я обрушу арбузы на голову первого встречного, я погружу город во мрак, я забью его до смерти, спалю, разнесу, сотру.

      Первой встречной оказалась девочка, попросившая у него пятьдесят рублей.

      – Зачем тебе?

      – Для подарка.

      Он дал и пошел быстрей. Купил водки, выпил, накрылся, плевался и матерился, пинал свою жизнь назад. Забылся тяжелым сном. Спал долго и спал мучительно. Вскочил, поспешил на поезд, взглянул на часы, остыл.

      – Рано, еще есть время, можно не торопиться, а съесть хот-дог из ларька. Привести мысли в порядок, почему умерло так много людей, а он еще жив, люди умерли, как родились, теперь их под ногами полно, достаточно сойти на обочину и пнуть легкие, череп, позвоночник и сердце в виде комка земли.

      В поезде достал телефон. Полистал сообщения. Поступило одно. Елена писала ему так, будто бы не писала.

      – Я не вернусь, я никогда не приеду, надо было тогда, мне было семнадцать лет, но ты меня упустил, а в Барселоне можно выйти замуж за гигантского мужчину, состоящего из кафе, ресторана и клуба. Из газона, аварии и полиции. Здесь удивительные рассветы, похожие на всплеск воды, когда рыба срывается и уплывает. Здесь осьминоги выплывают на берег и торгуют собственным мясом.

      Винсент ничего не ответил. Им овладела Эми. Та, что из Сша. Ее он любил, холодно и протяжно. Рисовал портреты, глядя на ее фото. Вкладывал лед и снег в каждое движение кисти, в каждый мазок. Думал о ней всегда. Он заварил доширак, подождал пять минут, начал есть, обжигаясь и дуя. Поезд врывался в ночь, вгрызался в нее, выплевывая черные куски сажи и тьмы.

      – Надо будет сходить на Вернадского, отдать телефон в ремонт, а то сам собой отключается, пишет сам смс.

      Вновь пришло соообщение от Елены.

      – Здесь такие мужчины, один сорок восемь метров в высоту, другой сто пятнадцать метров в ширину, а третий сантиметр в глубину. Мужчины стоят под окнами. Я прыгаю в них с балкона, плыву, погружаюсь в них.

      А поезд все шел и шел. Как дождь, очень тонкий, легкий. Прибытие в семь часов. Стоянка почти что час. Винсент сошел, поднял воротник, сунул за ухо сигарету, зашагал по вокзалу. Сел в автобус, напоминающий буханку хлеба, которую Винсенту захотелось накрошить и насыпать птицам. В своей фантазии он увидел, как самолеты и вертолеты слетаются на площадь, потому что им покрошили автобус. Он откинул видение, сел у окна, включил музыку в плеере и поехал. Улицы проползали, как змеи, он оглядывался назад, туда, где они сплетались, сворачиваясь в клубок, жаля друг друга, спариваясь, вспыхивая, сгорая. Миновали дороги.

      – Мне пора выходить.

      В магазине купил паштет.

      – Пригодится. Совсем.

      Зашагал до квартиры. Дома стояла тишь. Винсент разулся и прошелся по комнатам, которые стали меньше без него. Он достал ящик с природой. Вынул ее из него. Посмотрел и потряс. Посыпалась пыль и известка. Он сморщил