Баренцева весна. Оганес Григорьевич Мартиросян

не буду брать. В достаточной степени дорого. Зима – это небо. Потому так трудно зимой. Так сурово и так возвышенно. Так волшебно падает снег и в подвалах гибнут бомжи. Ничего, это только время, только пепел, песок и лед.

      Достал новую сигарету. Зажег. Пахнула свежими картами. Валетом и королем. Сел в трамвай, заскользил по улице. Сердце схватило весь организм, скрутило его, прижало к себе. Заставило думать только о нем. Отошел. Задышал. Вновь почувствовал пульс. Гниющие растения на берегу Черного моря. Снились ему всю ночь. Теперь он сошел на Сенном. Зашел в гости к товарищу. Небольшая компания. Пили вино, портвейн.

      – Почему ты такой худой. Тебя, наверно, не кормят.

      – Меня послал маленький мальчик. Ему четырнадцать лет.

      – Стыдно должно быть мне. Вот на этом канале говорили про президента Грузии. Как он любил женщин. Какие цветы дарил, огромные, колоссальные. Он выпрыгивал из всех окон. Давайте прыгнем и мы. Кто первый.

      – Чего смеешься. Заходи к нам в обед. Мы покормим тебя. Будешь горячий суп?

      – Буду, слегка, сполна.

      – Почему ты молчишь. Что ты сейчас рисуешь. Говори, не молчи.

      Вырвался из гостей. Зашагал по аллее. На лавках сидели девушки. Они пили пиво. Винсент незаметен был. Он шел в шапке-невидимке своего возраста, бедности и лысины на башке. Для них он отсутствовал. Пиво было одушевленным. С ним они знакомились, встречались и рожали детей. Винсент даже не был нулем, потому что безалкогольное пиво они замечали. Пили его, глотали и говорили с ним. Он присел на свободное место и достал альбомные листы, желая сделать наброски, но девушки превратились в бабочек и улетели прочь. На бумаге отобразились полудевушки-полубабочки. Винсент начал рвать листы.

      – Весь мир должен слушать меня. Только меня. Меня одного. Я должен говорить, а он молчать. Сидеть за партой и тянуть руку, желая сказать или выйти. Каждая моя картина – гексоген и тротил. Головы должны взлетать в воздух, как здания.

      Так он шел по аллее, говорил и размахивал руками. Прохожие оборачивались. Обходили его. Лишь стая мальчишек взлетела на дерево. Оттуда они стали бросать в него ветками. Свистеть и кричать.

      – Винсент, подари нам ухо. Мы скрепим им узы брака Фридриха Ницше и Саломе Лу.

      – Оставьте меня, покиньте. Я вас не знаю. Вы мне чужды. Вы наброски. Я зверски изнасилую каждого из вас, если вы не исчезнете.

      – Винсент, Винсент, – мимо пробежала женщина, крича и размахивая руками.

      Ван Гог достал из кармана дудочку и пошел к реке, играя на ней. За ним устремились машины. Он вошел в воду. Автомобили последовали вслед за ним и погибли. Один за другим. Винсент вылез из Волги. Посмотрел на громоздящееся железо в воде. Усмехнулся, ушел. Исчез с места убийств. Вызвал такси. Поехал.

      – Сколько с меня.

      – Пятьсот.

      – Дорого.

      – Ничего.

      – Жалко.

      – Приятно.

      – Очень.

      – Но давайте еще раз.

      – Сколько с меня.

      – По таксе.

      – То