Мир под лунами. Конец прошлого. Анастасия Владимировна Петрова

Кровать непривычно высокая. Есть здесь и стол, мне будет удобно на него облокачиваться, и стул, на который придется запрыгивать. На одной из стен видна вертикальная полоска – наверное, там встроенный шкаф.

      Прошло, наверное, минут десять, а я все не могла двинуться с места. Отупение, недоумение отступали слишком медленно. Я даже не вздрогнула, когда справа открылась дверь и в комнату шагнула великанша.

      – Поднимайся медленно. Не спеши.

      Она присела рядом; кровать прогнулась под нею, и мне пришлось отодвинуться, чтобы не упасть на нее.

      – Ты понимаешь, что я говорю?

      – Да, – сказала я, оглянулась в поисках одежды, которую кто-то с меня снял.

      – Головная боль? Тошнота?

      – Нет. Зубы… Скрести зубы, – мой голос оказался очень высоким и совсем чужим.

      – Что ты говоришь?

      Я снизу вверх взглянула в большое белое лицо и наконец осознала, что отвечаю ей не по-русски.

      – Ой, – сказала я. – Я… вы… – сосредоточившись, я медленно произнесла: – Ты дала мне свой голос.

      – Язык, – поправила она. – Не бойся. Не спеши. Нужно несколько дней, чтобы ты заговорила. Мозг должен привыкнуть.

      – Благородно. Правильно. Нет… Говорю, согласна.

      – Хорошо. Вставай.

      Я спрыгнула с кровати и пошла за ней в соседнюю комнату, отделенную от спальни матовой полупрозрачной перегородкой. Это была ванная. Сантехника непонятной системы. Женщина объяснила, где на что нажимать, и была удивлена тем, что я сразу все поняла. Унитаз оказался непривычной формы – ни за что бы не догадалась, что это за штука! – и размером почти с бассейн. Я утону в нем, если случайно потеряю равновесие.

      – Зубы! – все повторяла я, это стало навязчивой идеей. – Скрести зубы!

      – Чистить зубы, – улыбаясь, повторила она, и я почувствовала, как это выражение отпечаталось в памяти. Следующие ее слова означали примерно: – Мы этого не делаем. Придется тебе потерпеть пока.

      Пока я мылась, женщина не сводила с меня задумчивого взгляда.

      – Вот платье. Шили без мерки, но должно прийтись впору.

      Голубая ткань похожа на шелк. Они сшили и что-то вроде коротких панталон на завязках. Интересно, где сейчас мои трусики и лифчик? Наверное, Териваг разрезал их на лоскутки и изучает под микроскопом. Я оделась, нашла у зеркала огромную расческу, сделанную, похоже, из чистого золота. С трудом смогла ее поднять – слабость все еще держалась в мышцах. Отражение в зеркале было почти удовлетворительным. Ссадина на щеке зажила, осталась лишь пара тонких царапин. Зато мешки под глазами стали еще больше. Все мышцы и суставы до сих пор болят, синяки на локтях и коленях пожелтели. Радует, что хотя бы сердце бьется ровно и не тошнит.

      – Я не ношу голубое, – сказала хозяйка, указывая на стол, где лежали в золотой вазе фрукты. – С нашим цветом кожи это некрасиво. Но тебе можно. Вот еда.

      Странно, вчера она казалась мне суровой, даже злой. А теперь была добра и печальна.

      – Мое