За гранью тьмы. Ольга Аро

глаза и знаю, что не посмею отнять у девочки жизнь. Не в этот раз.

      В благодарность за прикосновение к себе.

      За то, что позволила вспомнить, каково это – чувствовать особенное, ни с чем не сравнимое тепло объятия.

      За то, что не испугалась самой Смерти.

      Выпускаю серебряную Нить из руки, кладу ладони на плечи заплаканной девочки и аккуратно отстраняю его от себя. Вяло сопротивляется, ощущаю ее нежелание, пальцы до последнего удерживают черную ткань рубашки.

      Тонкая паутинка тихо шевелится у наших ног, пульсирует. Мне жаль расставаться с теплом, подаренным девочкой, с мимолетной лаской детского объятия, искреннего и невероятно настоящего.

      Но здесь, в реальном мире, время утекает по песчинкам, просачиваясь сквозь пальцы. Нельзя больше ждать. Смотрю поверх головы ребенка на скорчившегося у тела дочери мужчину. Плечи сотрясаются от рыданий, воет в небо диким зверем.

      Меня ждет мука, которой нет названия. Боль, которая будет казаться реальнее самой природы мира – этого ли, полного ветра и солнца, или того, где властвует черная ночь.

      Я желал чувствовать, и мое желание будет исполнено.

      Наверное, я мог бы рассмеяться, наконец услышав свой позабытый голос, но слишком тороплюсь. Времени почти не осталось, если я не хочу обречь доверившуюся мне девочку на жестокое существование в почти мертвом теле.

      Оставляю ее, растерянную и поникшую, за спиной, слышу зовущий тонкий голос, но не оборачиваюсь.

      Приближаюсь к лежащему на земле телу. Лишенное жизни, оно напоминает брошенную пластиковую куклу. Незримая тень забвения уже скользит по посиневшим губам, трогает обескровленную кожу.

      Мужчина больше не плачет, съежился рядом, склонившись лицом к собственным коленям, точно желая спрятаться от закрывшей свет безысходности.

      Присаживаюсь на корточки рядом с телом и низко склоняюсь. Скрипит кожа ботинок, полы плаща ложатся на зеленую траву. Мелькают тонкие ноги в темных заношенных джинсах, бросаю быстрый взгляд – девочка стоит напротив, по другую сторону тела. Кулаки сжаты, губы лишены красок, шмыгает носом, но молчит.

      Поднимаю руку к лицу, пальцы подцепляют края маски, тянут вверх – и свет ослепляет. Капюшон падает на спину, и я чувствую ветер, играющий в моих волосах. Бережно опускаю маску на землю.

      Тепло солнечных лучей трогает кожу, мягко скользит по щекам ветер.

      Это чистый незамутненный восторг. Закрываю глаза, делая глубокий вдох. Наполняю легкие до предела, до легкой распирающей боли.

      Красота всего мира обтекает меня своими чарующими волнами. Свет и тепло, огромный махаон, черная бабочка расправляет крылья в самой груди, щекочет нежно – и я чувствую, что живу.

      Всего на миг, а затем…

      Затем я слышу тихий изумленный вздох.

      Медленно открываю глаза. Поднимаю взгляд на замершую напротив девочку.

      Смотрит прямо на меня, в мое лицо, жадно и по-детски пытливо.

      Чувствую укол необъяснимой тревоги, сжимаюсь от ожидания, от неминуемой реакции, словно имеет значение, что увидит ребенок в моем лице.

      Почему-то